Лигеметон. Ложный Апокриф

…Отец пролежал в больнице неделю и каждый раз, когда мы с мамой приходили, а затем и, уходя, он хрипел нам: не забудьте покормить Адмирала.

У Адмирала были самые длиннющие усы, что я когда-либо видел. «Китовые усы» – как говаривал отец и давился кашлем. Прямо как у нашего капитана «Шарлотты», говорил он. Так, после школы я на всех парусах бежал к маме на работу; делал в тишине уроки. Затем она давала сложенные вдвое пять долларов, и я летел к тележке с хот-догами, всегда к одному и тому же продавцу (до сих пор помню его имя, такое забавное, двойное).

Мистер Вилер-Николсон, дайте мне один без горчицы.

А где же «пожалуйста», парень? – с улыбкой, отвечал он, а затем в десятый раз рассказывал про дзен буддиста, который заказал у него хот-дог.

Сефиротов ничем не заразить и, несмотря на сточную вонь и драный вид …хотя нет.

Или все-таки погладить?

– Ты совсем не боишься меня, да? Или тебе просто нет до меня дела? Набить брюшко – это все что тебя волнует по жизни.

В тот роковой день, когда я вернулся домой из библиотеки, Адмирал тоже не боялся меня.

…Здравствуйте, сэр, поздоровался я тогда с отцом и… странно…не получил ответа. По телевизору шли новости, он как всегда сидел в кресле и спал. На столе рядом с пачкой сигарет стояла бутылка пива и пустая пачка соленых орешков. Я выключил телевизор, взял со спинки дивана плед и уже собирался укрыть им отца и только тогда заметил Адмирала и чем тот занят. Резцы сравнительно тупой, широкой морды невозмутимо обгладывали палец.

А ну брысь! – с криком я шибанул грызуна пледом, смахнув тем самым на пол. Он проворно ретировался.

У отца отсутствовал мизинец и безымянный, и уже на половину был съеден указательный. Наверное, сальные от орешков пальцы привлекли Адмирала, а затем он вошел во вкус.

Никогда моим легким так сильно не хватало воздуха как в тот день. Разумеется, следовало помчаться к маме, но я не мог позволить Адмиралу снова наброситься на отца и закончить начатое. Он же был моим стариком. Моим сэром. И маленький Джонни провел пять часов в компании мертвого отца и крысы. Все это время я стоял напротив него с пледом в руках, ни разу не присев. В другие каюты не уходил (естественно отец приучил нас называть комнаты – каютами, гостиную – палубой, а кухню – камбузом). Я ждал на палубе. Ждал маму. Сжимая плед, ждал внезапного наскока Адмирала. Ненавидел мерзкую тварь и одновременно был ей благодарен. Если бы не присутствие Адмирала, маленький мальчик не выдержал бы оставаться наедине с мертвым отцом. Но в то же время, не будь проклятой крысы рядом, я бы давно оставил его и бросился к маме.

Амбивалентность – так называется состояние, когда испытываешь одновременно два противоположных чувства. Тогда я этого не знал и, утирая трясущимися руками лицо, упорно продолжал ненавидеть Адмирала. Просить его остаться и в то же время сгинуть…

Не-Адмирал прикончил угощение и без всякой благодарности шмыгнул обратно во тьму, оставив на прощание едкий запах кислятины. Да, ни капли не Адмирал.

Такой же запах стоял у нас в доме после того, как отца забрали в морг. Дерущая ноздри кислятина. Спустя два дня запах исчез. Как и Адмирал.

Я поднялся с корточек, оставил крысу вместе с воспоминаниями позади и двинулся дальше вдоль тесных зданий. Шум машин исчез вовсе, слышалось исключительно собственное дыхание, а вскоре и что-то походящее на цокот каблуков. Грабители? Схема стара как корабельные пушки. Пока смазливая мордашка отвлекает, подельник заходит сзади. Нет, ну не может же мне так «повезти». Однако повезло и, причем без кавычек.

– Приветик, сладенький. Оттянуться хочешь? Всего сорок баксов.

Лицо было не разглядеть, но по голосу особа была явно не первой свежести, а ее отчаянно-мурчащая интонация звучала так, словно она провела весь день в бочке, которую катер возил по воде.

– Конечно, почему нет?

Она осмотрела меня взглядом оценщика, прикидывая, есть ли у такого как я зеленые.

– Пятьдесят баксов.

А секунду назад говорила, что сорок.

Она приблизилась, попыталась обхватить руками шею (получилось карикатурно – столь низенькой по сравнению со мной она была). Я, кстати, ошибся с возрастом. Несмотря на голос, выглядела она примерно на 25-27, от чего становилось еще грустнее.

– Как тебя зовут, сладенький?

– Джонни. А тебя?

– Мари. – Она провела рукой по вечность нечесаным волосам.

Одета крошка Мари была как вампиры прошлогоднего блокбастера «Дневной бродяга». Вопиюще дикое количество черной кожи: сапоги выше колен, а из-за темноты складывалось впечатление, что юбка вообще отсутствует.

– У тебя такой необычный одеколон, сладенький. Что это?

– Лаванда и запах озона, как во время грозы, – мягко проговорил я и «одел» на нее «корону Фобоса».

Следующее заклинание – клубок бледно-голубого пара – я тягуче выдохнул на одеревеневшие-напряженные складочки лица, отчего ее зрачки мгновенно расширились. Липкий страх беспрепятственно напал на замученную крошку Мари, свернул кровь в жилах, затмил разум, лишил возможности связно мыслить.