Лирика. Автобиографическая проза

CXXIX

От мысли к мысли, от горы к другой
Амур меня ведет путем неторным,
Тропинки стороною обходя:
Смятенная душа найдет покой,
Пустынный берег над ручьем проворным
Или тенистый дол в пути найдя,
Где, волею вождя,
То радостна она, то вдруг заплачет
И лик меняет мой, отобразив
На нем любой порыв,
Как будто бы под маской маску прячет;
И скажет, кто не меньше пролил слез:
«Он любит. Но любим ли? — вот вопрос».

Для глаз моих угла жилого вид —

Смертельный враг. Меня дубрава манит,
На высях горных отдых нахожу.
Иду — и мысль на месте не стоит,
И грусть нередко радостью предстанет,
С которою смотрю на госпожу.
Недаром дорожу
Я этой сладкой, этой горькой частью
И говорю в душе: желанный срок,
Быть может, недалек,
Когда ты не нарадуешься счастью.
От этой мысли к новой — ровно шаг:
Ужели правда? Но когда? Но как?

Остановись порой в тени холма

Иль под сосной и выбрав наудачу
Скалы обломок, я на нем пишу
Прекрасный лик. Когда же от письма
Вернусь к себе, замечу вдруг, что плачу,
И — «Как ты мог расстаться с ней?» — спрошу.
Пускай, когда спешу
Утешить мысль теплом ее улыбки,
Я забываю о себе самом,
Любовию влеком, —
Душа в восторге от такой ошибки:
И всюду вижу я мою любовь
И счастлив заблуждаться вновь и вновь.

Она не раз являлась предо мной

В траве зеленой и в воде прозрачной,
И в облаке не раз ее найду.
И Леда перед этой красотой
Сочла бы дочь-красавицу невзрачной,[162] —
Так солнце гасит яркую звезду.
Чем дальше забреду,
Чем глуше место, тем мою отраду
Прекрасней нахожу. Но вот обман
Растает, как туман, —
И камнем хладным я на камень сяду,
И зарыдает хладный камень тот
И пальцами по струнам проведет.

На самую высокую из гор,

Куда бессильны дотянуться тени
Других вершин, всхожу: ведь только там
Охватывает безутешный взор
Всю полноту душевных злоключений.
Там предаюсь спасительным слезам,
Поняв, что к тем местам,
Где государыня моя осталась,
Неблизок путь. И про себя тогда
Шепчу: «Смотри туда,
Где, может, по тебе истосковалась,
Как ты по ней, любимая твоя».
И этой думою утешен я.

Канцона, за горами,

Где глубже и прозрачней небосвод,
Меня над речкой ты увидишь снова,[163]
Где в рощице лавровой
Благоуханный ветерок поет:
Душа расстаться с милой не сумела,
И здесь перед тобою — только тело.

CXXXV