Лишь звук пролетевшей пули (СИ)

— А тебе по-другому хочется называть? — едко уточнила Ирина Сергеевна. Поднялась, составляя чашки, неловко задевая его ногу затянутым в тонкий капрон коленом. И от этого неуклюже-случайного, мимолетного совершенно движения прошибло в несколько сильнее, чем когда, разгоряченный алкоголем и возбуждением, тискал в полутемном коридоре ту фигуристую эффектную незнакомку.

Почему это с тобой происходит?

Забыть, перечеркнуть — что может быть проще? Когда и самому невыносимо-стыдно, что посмел, нарушил, — все границы, все преграды, существовавшие когда-либо. Этого ведь не могло случиться с ними — ни раньше, когда отделяла стена уважительно-твердой преданности, ни теперь, когда все настолько запуталось, что уже и неясно, что легче — уйти, возненавидеть, простить.

— Крепко же тебя шарахнуло, Ткачев… — усмехнулась Зимина, поймав его взгляд. — Че ты паришься, я не пойму? Как будто впервые потрахаться и забыть.

— Ирина Сергевна!..

Она выбивала его — опять. Паша торопливо разжал пальцы, сковавшие тонкое запястье, чувствуя, как к щекам приливает жаркая краска.

— Паш, иди работай, — тихо выдохнула Ирина Сергеевна, растирая ноющую от железной хватки руку.

И, прикрывая за собой дверь кабинета, Ткачев больше всего желал, чтобы устало-теплая мягкость в голосе начальницы ему всего лишь послышалась.

***

Паша проснулся от навязчивого звона и, потянувшись к мобильнику, вздрогнул, моментально стряхивая дремоту. Сорвался с постели, нашарив брошенную на стуле куртку; вылетев в коридор, обулся и схватил ключи от машины.

К нужному месту примчался рекордно быстро, почти одновременно с Зиминой. Поспешно, едва попадая пальцами по кнопкам, набрал номер Савицкого.

— Ром, ты в отделе? Пробей мне срочно…

Нетерпеливо смотрел на цифры в углу экрана — прошло не больше трех минут, хотя казалось, что добрые полчаса. Наконец послышался долгожданный звук смс-сообщения. Ткачев, мельком бросив взгляд на текст, выскочил из автомобиля, даже не беспокоясь, заметит ли его по-прежнему остававшаяся в машине Ирина Сергеевна.

Бегом поднялся на нужный этаж и требовательно вдавил палец в кнопку звонка.

========== Часть 20 ==========

— Ткачев, ты че тут делаешь? — набросилась Ирина, едва они с Пашей оказались на улице. Сердито развернулась к нему, сверля раздраженно-холодным взглядом. — Ну?!

— Такой же вопрос, Ирин Сергеевна, — невозмутимо парировал Ткачев. — Только не говорите, что прогуляться на ночь глядя решили в противоположном от своего дома месте.

— А это уже не твое дело! Я тебя спрашиваю, что ты тут делаешь! — повысила голос Зимина.

Ткачев мысленно усмехнулся. Интересно, как долго Ирина Сергеевна будет его убивать, узнав, что он воспользовался случаем и установил на ее телефон хитрую программку, отслеживающую любое изменение привычного маршрута владельца? Впрочем, знать ей об этом вовсе не обязательно. И о том, что он пробивал жильцов дома, вычисляя потенциальную жертву, впрочем, тоже.

— Ну хорошо. Поступил сигнал насчет недавно освободившегося уголовника, я поехал проверить…

— Паш, ты что, издеваешься? — страдальчески поморщилась Ира. — Ты за кого меня принимаешь? Я рыжая не потому что на солнце перегрелась! В совершенно не свою смену опер поехал отрабатывать какой-то там сигнал!

— Дайте-ка сюда, — Ткачев без малейших церемоний отобрал у начальницы сумку и, заглянув внутрь, иронично хмыкнул. — А вы сейчас, наверное, будете мне сочинять, что прогуляться собрались на машине с левыми номерами и с пистолетом с глушаком!

— Ты… ты че себе вообще позволяешь?! — взвилась Ирина Сергеевна, сверкнув глазами. Паша, совершенно не обращая внимания на все усиливающийся начальственный гнев, извлек из ее сумки ключи от авто и невежливо подтолкнул Зимину в спину.

— В машину садитесь. Отвезу вас, дома и поговорим.

— А ты че раскомандовался, я не поняла?! — вспыхнула полковник. — Я вообще не!..

— Мне вас силой в машину запихивать? — Ткачев, в отличие от нее, сохранял удивительное, совсем ему несвойственное спокойствие. — Садитесь говорю.

Зимина, бросив нечто очень эмоциональное и далекое от нормативной лексики, послушно уселась в салон. И только когда Паша, устроившийся за рулем, выехал из темного переулка на залитый огнями проспект, а Ира пришла в себя настолько, что смогла заметить что-то, кроме собственного возмущения, она поняла, что Ткачев тоже на пределе: бледный, на щеках играют желваки, губы недобро сжаты, пальцы вцепились в руль так, что побелели костяшки… Что его так взбесило? Это ведь ей надо злиться, а никак не ему!