Лишь звук пролетевшей пули (СИ)

Звонок раздался в тот самый момент, когда Ира, набросив плащ и подхватив со стола ключи от машины, собиралась выйти из кабинета. Мысли крутились вокруг самой мирной бытовой ерунды: приготовить ужин или перекусить в кафе по пути к дому, не забыть вызвать мастера разобраться с забарахлившим рабочим компьютером, выбраться с Сашкой на выходные в парк, обзвонить репетиторов, чтобы подготовить сына к предстоящим экзаменам… И звонок с неопределяющегося номера, моментально сбивший с расслабленного настроя и заставивший собраться, не обрадовал ничуть.

— Что на этот раз? — с хмурой иронией спросила Ира, скользнув в салон дорогой машины и не отказав себе в удовольствии как следует грохнуть дверцей. — Кого на этот раз прикажете “исполнить”? Министра МВД? А может, сразу президента?

— Вам что-то кажется смешным? — холодно осведомились с заднего сиденья.

— Ну что вы, мне порой плакать хочется. Давайте, “порадуйте” меня.

— Сейчас все более чем серьезно, — тон стал еще более деловитым и ледяным. — И в этот раз у вас уже точно не будет другого выбора, так что хорошо подумайте, прежде чем возмущаться.

— … Что?! — Ира, едва дослушав, без сил привалилась к спинке сиденья, хватая ртом воздух. — Вы… Вы это сейчас серьезно?!

— Более чем, — спокойно донеслось в ответ. — Сами понимаете, что поручить такое какому-нибудь необстрелянному лейтенантишке мы не можем. А если учесть, что этот человек живет и процветает на территории вашего отдела, все складывается более чем удачно.

— Удачно?! — голос сел, Ирина, закашлявшись, замолчала, с трудом выдыхая. — Вы называете удачным то, что мне…

— Ваша задача предотвратить преступление против одного из самых крупных людей в правоохранительных органах. Не мне вам объяснять, какие это все может иметь последствия. И уж поверьте, тот вариант, который мы вам предложили, менее кровавый из всех.

— “Менее кровавый”?! — Ира, задохнувшись, прижала к горлу ладонь. — Да вы мне предлагаете!.. А как же обычные люди?!

— Я помню, что мы вам предлагаем. И обычные, как вы выразились, люди, если и пострадают, то исключительно для того, чтобы все выглядело правдиво.

— То есть это так, расходный материал, издержки производства? — нервно рассмеялась Зимина, до боли вцепившись ногтями в ладонь.

— Бросьте эти громкие слова. Бывают ситуации, когда чем-то приходится жертвовать. Или кем-то. Вам это известно не хуже меня. И нам бы не хотелось, чтобы жертвовать пришлось вами.

Ира, не дослушав, неловкой рукой толкнула дверцу машины, тяжело выбираясь в свежий вечерний сумрак. Словно в полусне, прошла несколько шагов по золотящемуся светом фонарей влажному асфальту, отстраненно уловив звук отъезжающего автомобиля. Прислонилась спиной к шершавым бетонным плитам полуразрушенного забора и, закусив костяшки пальцев, беззвучно и страшно задрожала.

========== Часть 23 ==========

Бывают ситуации, когда чем-то приходится жертвовать.

Устало закрыв лицо руками, Ира пыталась вытравить из памяти спокойные, размеренно-безжалостные слова. Конечно, ей это было известно лучше, чем кому-либо: тогда, принимая решение убить Русакову, она прекрасно осознавала, на что идет и какие будут последствия, если в итоге все вскроется. И когда спасала Ткачева, и когда готова была устранить Вадима, и когда выполнила “просьбу” убрать киллера ради Паши… Она легко, без ненужных терзаний оказалась способна принести в жертву чью-то жизнь, даже свою, но вот пойти на то, что ей приказали теперь, было жутко. Было жутко даже подумать об этом.

Снова с содроганием вспомнился Карпов — тот, которого увидела четыре года назад в психушке в комнате для посетителей. Безвольное, жалкое чудовище, утратившее человеческий облик. Утратившее вообще все, что возможно: погоны, должность, друзей, само право на нормальную жизнь. Ира зажмурилась до боли, не в силах осознать. Смириться. Даже просто поверить.

Лишиться всего: любимой, пусть и ужасно изматывающей работы, должности, к которой так долго шла и которую так стремилась сохранить, и без того немногочисленных друзей, возможности видеться с сыном… Всего, важность чего никогда не признавала так остро, всего, из чего состояла вся ее жизнь.

Отказаться? Жуткая правда и тюрьма до конца дней — с такой доказухой, какая теперь есть у гребаной “организации”, наивно надеяться на снисхождение. Это в лучшем случае, а в худшем ее попросту уберут, чтобы не успела сказать ничего лишнего. Согласиться? Что тогда? Три бесконечных года в аду. Потерять все, и в первую очередь себя. Остаться без того, что было главным долгие годы. А может, и вовсе не вернуться.

Это оказалось страшным — осознание полного бессилия. Невозможности ничего изменить, исправить, переиграть. Она ничего не могла сделать против этой жестокой и беспощадный силы, и признать это было по-настоящему жутко. А ведь когда-то, еще совсем недавно, была уверена, что ее уже ничего не сможет сломать. Получается, сможет. И ее желание, сила и воля не имеют никакого значения.