Читаем Лісты полностью

3 Уржума некалькі разоў званіла мне жонка Жылкі. Яна пакінула яго прыблізна ў чэрвені 1932 г. і паехала ў Ленінград (прыехала ў Уржум у верасні 1931 г.). Жылка прысылаў мне свае апошнія вершы і пераклады са скандынаўскіх паэтаў. Прыслаў і свой "Тэстамент", з якога памятаю толькі адзін радок: "Умыйся чэрвеньскім дажджом, жыві, расці, цвіці бясконца".

Усё гэта ў свой час загінула. Відаць, ніхто не ведае нават, дзе яго магіла. У студзені (здаецца) 1933 г. яму дазволілі паехаць у Крым, але ён быў зусім хворы, жыў адзін і выехаць не мог. Памёр, пэўна, увесну 1933 г. Казаў пра сваю маленькую дачушку, якая, здаецца, гадавалася ў яго маткі. Можа, праўда, што і блытаю, бо было вельмі даўно, але прыезд і ад’езд жонкі па­мятаю добра.

Гурскі і Міцкевіч у 1933 ці 1934 г. прыехалі ў Вятку, дзе Міцкевіч скора памёр. Вось пакрысе тое, што памятаю.

Улашчык.

СЦЯПАНУ АЛЕКСАНДРОВІЧУ

13 мая 1967 г.

Дарагі Сцяпан Хусаінавіч.

Па-першае, пра гісторыю беларускага друку і Ваш артыкул. Пасля тае рэцэнзіі, якую далі Шабуня і Абэцадарскі на арты­кул Вашага папярэдніка, іншага і чакаць было нельга. Я думаю, нават упэўнены, што рэцэнзенты калі і чыталі што з "Нашай нівы", то выпадкам асобныя нумары. Ды ім больш нічога і не трэба было, бо яны і так усё, што трэба, ведалі наперад. Таму мне здаецца, калі бераце такую вялікую тэму, то трэба ўзяць "Нашу ніву" — толькі як нейкі асяродак, стрыжань, і паказаць, што яна ўяўляла сабою сярод іншых віленскіх выданняў таго часу (1905-1914).Перабіраючы "Памятные книги" Віленскай губерні за гэтыя часы, я быў здзіўлены, убачыўшы, колькі перыядычных выданняў выходзіла ў той час у Вільні. Большасць з іх была выразнага, нават занадта выразнага, рэакцыйнага напрамку, у тым ліку і розныя "беларускія" выданні. Віленскія выданні разыходзіліся не толькі па Беларусі і Літве, але і далёка далей, і калі б Вы ўзяліся за гэту тэму, то, пэўна, выйшла б цікавая і вялікая праца.

Праўду кажучы, гаворачы пару месяцаў назад з дзеўчынаю, якая шукала сабе тэмы па гісторыі друку, я параіў ёй таксама звярнуцца да віленскага друку таго часу, але ёй трэба ўсяго напісаць дысертацыю, а Вам — вялікую працу. Таму, калі яна нават узялася за гэта, Вы пэўна адзін другому пярэчыць не будзеце.

Адносна друкавання Вашага артыкула тут. Пра часопісы сказаць нічога нельга. Мой артыкул пра колькасць пісьменных у Беларусі зацверджаны да друку гады паўтара назад, і калі выйдзе — невядома. Тое ж самае і ў іншых часопісах (мой ляжыць у "Истории СССР"). Зараз у нас увесь час ідуць размовы, што мы занадта прысталі да сацыяльна-эканамічных праблем і зусім закінулі пытанні культуры, таму мажліва будзе падбірацца які-небудзь зборнік, у які можна будзе пусціць і Ваш артыкул. У нас яшчэ даволі часта выходзяць зборнікі ў пашану каго-небудзь, але туды прымаюць не больш 12—15 старонак.

У 1958 г. эстонцы арганізавалі ў сябе першы сімпозіум па аграрнай гісторыі, і з таго часу сімпозіумы збіраюцца штогод, і ў "Ежегодниках" за гэты час надрукавана значна больш артыкулаў, чым у самой Беларусі. Варта таму ўзняць пытанне, каб наладзіць прыблізна такія сімпозіумы па справах культуры. Пра гэта буду гаварыць тут — дзе толькі можна. Наогул, калі будзе магчымасць куды-небудзь прыладзіць Ваш артыкул, паведамлю.

Цяпер пра Смаргонь. У мяне неяк пыталі пра тое ж самае пісьменнікі, і я сказаў, што нічога парадзіць не магу, усё, што ведаю, не выходзіць далей анекдотаў. У 1831 г. Смаргонь на­лежала Пшаздзецкім, ад якіх была канфіскавана дзяржаўнымі органамі. Калі набылі яе Пшаздзецкія — зараз не памятаю, але калі будзеце шукаць у Радзівілаў, то майце на ўвазе і гэтых уласнікаў. Між іншым, Радзівілаўскія фонды ёсць, апрача Мінска, яшчэ ў Ленінградзе (гляньце артыкул Копреевой у "Тру­дах" Бібліятэкі імя Салтыкова-Шчадрына (том V (8), у Вільні, у Львове, а можа, і яшчэ дзе (не кажучы пра Польшчу).

Смаргонь была не адзіным такім цэнтрам, бо мядзведзяў на Беларусі вучылі яшчэ ў Семежаве (пра гэта, здаецца, ёсць у матэрыялах, якія знайшоў П. Казлоўскі з Інстытута гісторыі), а пэўна, і яшчэ дзе. Мы так кепска ведаем сваю гісторыю, што можам знайсці ў архівах самае незвычайнае.

Я паставіў сабе зараз тэмаю даследаванняў крыніцы па гісторыі Беларусі (не падручнік, але манаграфічнае распрацаванне) і думаю, што гэтага мне стане да смерці, тым больш што зараз рыхтую да выдання беларускія хронікі.

Улашчык.

СТАНИСЛАВУ ШУШКЕВІЧУ

15 чэрвеня 1967 г.

Станіслаў Пятровіч.

У № 47 "ЛіМа" змешчаны артыкул пра Пічэту. Я прачытаў яго па тэлефоне жонцы Пічэты, якая была вельмі ўзрушана і прасіла, каб як-небудзь здабыць гэты нумар. Калі будзе магчымасць, прышлеце газету на маё імя, бо яна скора едзе некуды на курорт.

Атрымаў ліст з Дзяржынска са спасылкаю на Вас. Папраўдзе сказаць, я не ўразумеў, што яны хочуць? Пэўна ж, каб напісаў пра Койданаў, а ў лісце напісана — нібы просяць успамінаў.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука