Мне прислали две книги о Поле Валери: первая, написанная Эдме де Ларошфуко[370]
, представляет собой продолжение ее огромной, ценнейшей работы над «Тетрадями»; вторая, автор которой Луи Перш[371], – это умная, основательная попытка обобщить творчество Валери. Еще много веков, если жизнь человечества, несмотря на наши безумства, не оборвется, будут продолжаться споры «над стружками великого труда»[372]. Я этому рад, потому что, читая каждое новое исследование, получаешь возможность возобновить общение с одним из величайших умов нашего времени.Нет на свете судьбы более странной, чем судьба Валери, выбранная им по собственному желанию. Кто еще (кроме, быть может, Леонардо да Винчи) с молодых лет поставил целью своей жизни неуклонную строгость, чистоту и точность? Кто еще посвящал каждое утро, от пяти до семи часов, занятиям «психической культурой»? Кто, подобно ему, дерзнул сказать: «Я не люблю вспоминать. Я никогда не строю планов. Я избегаю мира частных событий. Стало быть, я антисоциален»? Какой отшельник установил для себя подобные заповеди: не читать газет, не посещать кинематограф? «Не занимайся политикой, – говорил он. – Не увлекайся скоростью. Да будут для твоих ушей пустые речи словами чужого языка».
Я прекрасно понимаю, что эти жизненные правила подходят не для всех, но они имели большое значение для того, кто хотел лишь исследовать свой разум и «подвергнуть суду (моего беспристрастного эго) неопределенные или плохо определенные абстракции». Ведь главное открытие Валери заключалось в том, что постановка большинства богословских и философских проблем обусловлена только употреблением совершенно пустых слов. Люди задаются вопросом, в чем состоит цель Вселенной, но Вселенную помыслить нельзя. Мы мыслим ее фрагменты: пары, вращающиеся сферы, межзвездный вакуум… Из этого никак не складывается Мир. «Почему существует Мир? Какова его цель?» – вопрошают несчастные люди. Валери отвечает: «О чем вы говорите? Мир есть то, что ни на что не похоже и чего никто не может видеть». И добавляет: «Я сужу об умах по степени точности, которой они требуют от самих себя».
Мысль о смерти также совершенно пуста и напрасна. Когда мы полагаем, что говорим о смерти, мы конструируем мысль о ней с помощью комбинации средств, доступных живым. Еще одна абстракция: Время. «Что означает Время, если не пустоту. Терять время – значит терять нечто другое, нежели время». И он возвращается к своему общему принципу: «Уничтожить вопросы, выраженные неопределенными абстракциями».
Но есть иные проблемы, которых не упраздняет чистота языка… Замечательно наблюдать, как в «Тетрадях» Валери день за днем их формулирует и уточняет. «Я как корова, привязанная к колышку: вот уже сорок три года одни и те же вопросы пасутся на лугу моего мозга». Среди вопросов, составляющих инвариант Валери, некоторые связаны с самопознанием разума. Он всю жизнь возвращался к проблемам внимания, памяти. «Каково бытие чего-то узнанного или сделанного, оставшегося в прошлом? Где тот день, что был и прошел, но все же есть в воспоминании?» Другие вопросы касаются жизни, природы. «Каким образом сперматозоид переносит столько признаков, проявляющихся затем в потомстве (иногда спустя много времени после рождения), – уму непостижимо. Это предполагает невообразимую возможность резюмировать и побуждает грезить о так называемом „мы“».
Полагаю, современный биолог ответил бы тени Валери, что мы движемся к решению этой проблемы, и поведал бы ему о бесчисленных соединениях нуклеиновых кислот, но не думаю, что Великая тень была бы удовлетворена. Она сказала бы, что мы лишь отступаем на шаг к другой бесконечности, столь же невообразимой. Кстати, этот универсальный ум предугадал немало открытий, которым предстояло совершиться после его погружения в Великую тьму. «Если бы мы сумели определить, – писал он в Тетради XVI, – ту множественность, вероятно химическую, чьи эмиссары возбуждают, беспокоят центры формирования образов и знаков…» Здесь брезжит догадка об информационной рибонуклеиновой кислоте: она знакома нашим молекулярным биологам, но не могла быть известна Валери.
На всем протяжении «Тетрадей» встречаются параграфы, которым предпослана «тета», начальная буква слова «Теос», Бог. Все эти мысли и соображения действительно затрагивают тему божественного. Католик по рождению, Валери восхищался Церковью: «Великолепные изобретения в области воспитания духа. Она придумала упражнения, расписание для души. Бревиарий[373]
– великая идея. Молитва по часам. Правильно распределенный день, не обойдена вниманием и ночь. Понято значение раннего утра». В самом деле, монашеская дисциплина близка к дисциплине Валери. Он служил свою одинокую утреню. У него даже есть набросок новеллы «Монах С.». «Описать в гуще современности, хаоса и остервенелого зверья человека, который от всего этого абстрагируется – презирает новости, жизненные интересы, все человеческое… и занят трудами бесконечными».