Английское общество относилось к нему по-разному. Элита, аристократия принимала с восторгом. Однако даже в этих кругах признавали, что человек он довольно неприятный. Его внешность была скорее отталкивающей, несмотря на очень красивое лицо: он был тучным и имел склонность к ожирению. Уайльд походил на какого-то римского императора, но императора периода упадка. Ему многое прощали, прежде всего потому, что он был невероятно обаятельным, и потому, что разделял ценности правящих классов. Если анархист тяготеет к роскоши – это успокаивает. Он был убежден, что все должны трудиться, чтобы кормить тех, кто создает красоту. Это импонировало дамам в дорогих туалетах, но средний класс его ненавидел, а в Англии средний класс всесилен. В некоторых странах это не так.
«Чтобы понять Россию, надо наблюдать за крестьянами, чтобы понять Японию – за самураями. Чтобы понять Англию, надо обратить внимание на торговцев»[96]
.Да, в Англии есть поэты, и великие поэты, но царствует в ней мистер Джон Буль[97]
, в своем неизменном цилиндре, удобной одежде, со слегка выпирающим животиком и банковским кредитом. Святой Георгий гарцевал на золотых монетах, без него не обходился ни один разговор, но за прилавком стоял мистер Джон Буль. Его дух лучше всего выражал «Панч», британский сатирический журнал.«Там каждую неделю какой-нибудь человек падает с лошади, какой-нибудь полковник промахивается, не попав в цель, девочка путает слова молитвы, там подтрунивают над иностранцами, там осуждают любую странность, там каждую неделю средний класс с улыбкой на гладко выбритой физиономии любуется собой и ставит к позорному столбу всех прочих представителей человечества»[98]
.Итак, «Панч» воспылал особой ненавистью к Оскару Уайльду и каждую неделю сообщал об этой ненависти читателям. Уайльд оскорблял среднего англичанина в его лучших чувствах. Эта демонстрация экстравагантной одежды и не менее экстравагантных манер раздражала народ, который не любит шум, тщеславие и стремление преуспеть любой ценой. Имелось и кое-что посерьезнее: его обвиняли в безнравственности как в творчестве, так и в жизни. Он появлялся в сопровождении вульгарных и порочных молодых людей, компрометирующей его дружбы он не стыдился, а, напротив, выставлял напоказ с неслыханной наглостью. Какое ему было дело до всеобщего осуждения, коль скоро и порок, и добродетель являлись лишь материалом для искусства? Он был верен собственной доктрине: каждый миг нужно прожить с наивысшим наслаждением.
«Мой долг, – говорил он, – веселиться и наслаждаться, сделав из жизни истинное произведение искусства».
И потом, он искренне полагал, что законы общества не для него: ведь он имел такой успех!
И в самом деле, в это время (шел 1891 год) он перестал быть тем, кем являлся прежде, – блестящим рассказчиком и желанным гостем в любом салоне, к которому относились со снисходительной симпатией, и стремительно сделался модным автором, успешным романистом и самым популярным в Лондоне драматургом. Он опубликовал один за другим сборник теоретических статей «Замыслы», снискавший ему у эстетов славу крупного писателя; затем прекрасный «Портрет Дориана Грея» и еще пьесы – пьесы, написанные за три недели, возможно несколько легковесные и поверхностные, но отличавшиеся особой тональностью и стилистической завершенностью, что, безусловно, выдавало в нем большого художника. Характеры персонажей порой отличались парадоксальностью и противоречили здравому смыслу, но Уайльд сам высмеивал это с присущим ему изяществом. Он обладал даром говорить о банальном без банальностей и был в этом подобен, если угодно, Дебюсси, который может взять какую-нибудь простую тему, позаимствованную, например, из негритянского джаза или итальянской серенады, и окутать ее своей легкомысленной и поэтичной фантазией.
Его пьесы имели огромный успех. Их главным достоинством был естественный разговорный язык, которым славился Уайльд-рассказчик. Позвольте процитировать несколько реплик, которые дают представление и о его стиле драматурга, и о стиле рассказчика.
«Мужчины женятся от усталости, женщины выходят замуж из любопытства, и тем и другим брак приносит разочарование».
«Женщины любят нас за наши недостатки; когда у нас их много, они прощают нам все, даже ум».
«Некрасивые женщины ревнуют своего мужа, красивым не до того: они ревнуют чужих».
«Женщины – декоративный пол; им нечего сказать миру, но они говорят, причем говорят очень мило».
Возможно, последняя фраза как нельзя лучше определяет обаяние уайльдовского театра: сказать ему было особенно нечего, но он говорил это совершенно очаровательно.
За несколько лет он стал одним из самых счастливых людей Англии, вызывающих всеобщее восхищение.