Литературные портреты: волшебники и маги

Еще более замечательна возможность контроля над эмоциональной жизнью через управление секрецией эндокринных желез. Кажется, темперамент и настроение зависят в основном от секреции этих желез, и, соответственно, их можно контролировать, делая уколы, с помощью которых эту секрецию можно повысить или понизить. Станет возможным превратить человека в грустного, злобного, чувственного или нет индивида; все зависит от нашего желания. Если предположить существование четко организованного государственного строя, то такие инъекции можно будет делать детям пролетариев, чтобы они стали законопослушными гражданами. Лучший оратор оппозиции проиграет такой инъекции. Единственной сложностью станет то, как сделать человека одновременно послушным и готовым идти в бой против внешнего врага, но я не сомневаюсь, что официальная наука справится и с этим.

Люди, которым это станет доступно, получат невиданную доселе в истории власть. Но наука не делает людей более щепетильными в выборе нужной им цели, да и в будущем стоящие у власти не будут глупее, чем сейчас. Так что рост их власти станет для науки больным местом. Наука не заменяет добродетель, а людям стоило бы быть добрее. Наука не может дать людям доброты, но дьявольщины подбросить может. Так что нужно бы укреплять добрые чувства. Конечно, какое-нибудь секретное международное врачебное сообщество могло бы подарить людям золотой век, если бы уничтожило в один день все правительства на земле и сделало бы их членам укол, который наполнил бы их любовью к человечеству. Но, увы, чтобы врачи на такое решились, им необходимо сначала сделать такой укол себе. Совершенно ясно, что на такое они никогда не пойдут, они лучше получат новые ордена, сколотят состояния, делая людям инъекции военной кровожадности»[113].

Вы видите, что эта доктрина выражает что-то вроде научного фатализма. А фатализм всегда поэтичен – будь то античный ли рок, который определяет преступления какого-нибудь Эдипа, или же недостаточная секреция надпочечников, влияющая на тех, кто нами управляет. Теперь вы понимаете, что молодые английские писатели с жалостью и удивлением смотрят на человека, это несчастное животное, которое считает себя свободным, любящим, думающим, активным, но которое на самом деле зависит от вещей простых, но мощных. Так что по иронии судьбы мрачная философия молодой Англии направляет романистов к чему-то похожему на мягкий мистицизм и симпатию по отношению к человечеству.

Чтобы понять, чего именно хотят эти новые английские романисты, можно посмотреть, как атакует известных предшественников Вирджиния Вульф: «М-р Уэллс, м-р Беннетт и м-р Голсуорси, породив столько надежд, столь быстро их развеяли… мы назвали бы их материалистами. <…> Именно потому, что их интересует не душа, а плоть, они разочаровали нас, оставив у нас впечатление, что чем скорее английская художественная проза отвернется от них, насколько возможно вежливо, и проследует хотя бы на край света, тем лучше для души». Далее она объясняет, что наихудшим является Беннетт, поскольку он превосходит других мастерством. Он делает книги так хорошо и основательно, что самый требовательный критик не найдет в них, к чему придраться. Но… но жизнь отказывается от такого приюта. Персонажи реальны, но читатель не понимает, как они живут и для чего. А судьба, навстречу которой они движутся, напоминает вечное блаженство, доступное в лучшем отеле Брайтона.

«Вряд ли можно назвать м-ра Уэллса материалистом за то, что он придает особое значение фактуре материала. Его ум – слишком щедрый в своих симпатиях, чтобы позволить себе тратить много времени на создание громоздких и основательных предметов. Он – материалист от чистого сердца, взваливший на свои плечи работу, посильную разве что государственным чиновникам, в избытке своих идей и фактов едва ли имеющий возможность все реализовать, забывающий о грубости и непристойности созданных им человеческих существ… Разве неполноценность их натур не дискредитирует те институты и идеалы, которыми их щедро наделил писатель?» Что же касается Голсуорси, она разделывается с ним одной фразой: «И хотя мы уважаем честность и гуманность м-ра Голсуорси, вряд ли мы найдем то, что ищем, на страницах его произведений».