Мистер Флойд приходил заниматься с ним латынью, как делал это уже три года, просто по доброте душевной, и, кроме того, по соседству и не было никого другого, к кому бы миссис Фландерс могла обратиться с такой просьбой, к тому же приход был очень большой, а мистер Флойд, как когда-то его отец, навещал и те домики, которые стояли далеко, и он, как и старый мистер Флойд, был человек ученый, почему ей это и казалось таким невероятным, просто никогда бы в голову не пришло… Могла бы и догадаться? Но ведь, помимо того, что ученый, он же был на восемь лет ее моложе. Она знала его мать – старую миссис Флойд. Ходила туда пить чай. И как раз, вернувшись после чая со старой миссис Флойд, и обнаружила в прихожей записку и взяла ее с собой на кухню, куда шла отдать Ребекке рыбу, думая, что там что-то про мальчиков.
– Мистер Флойд сам заходил, да? Сыр, кажется, в свертке… Да, в прихожей. – Она уже читала, и там было не про мальчиков. – Да, конечно, на котлеты рыбы хватит…
Она добралась до слова „любовь“. Она пошла в сад и стала читать. Грудь ее вздымалась и опускалась. Муж как живой стоял перед глазами. Она качала головой и глядела сквозь слезы на трепещущие листочки на желтом небе, когда на лужайку выскочили три гуся, за которыми бежал Джонни, размахивая палкой.
Миссис Фландерс покраснела от гнева:
– Сколько раз я вам говорила?.. Вы все очень злые. Я вам тысячу раз это говорила. Я вам запрещаю бегать за гусями! – И, комкая письмо мистера Флойда, она погнала гусей обратно во двор.
„Ну как мне думать о замужестве?“ – с горечью подумала она. Ей никогда не нравились рыжеволосые мужчины, размышляла она вечером, когда мальчики уже легли. Она отставила коробку с нитками и придвинула к себе промокашку и еще раз перечитала письмо мистера Флойда, и снова грудь ее вздымалась и опускалась, когда она дошла до слова „любовь“, но уже не так быстро, потому что она видела, как Джонни бежит за гусями, и понимала, что не может ни за кого выходить замуж, тем более за мистера Флойда, который настолько ее моложе, но такой милый человек и такой ученый.
„Дорогой мистер Флойд“, – написала она. – А про сыр я, кажется, все-таки забыла, подумала она, откладывая перо. Нет, она говорила Ребекке, что сыр в прихожей. – „Меня очень удивило“, – писала она дальше.
Но письмо, которое мистер Флойд рано утром нашел у себя на столе, не начиналось словами „Меня очень удивило“, а было такое материнское, почтительное, сумбурное, что он хранил его долгие годы и после того, как женился на мисс Уимбуш, и когда прошло уже много лет после его отъезда из деревни. Потому что он попросил, чтобы ему дали приход, и получил его, и тогда, послав за тремя сыновьями миссис Фландерс, он предложил им выбрать то, что им понравится у него в кабинете, и взять себе на память. Арчи взял ножик для разрезания бумаги, потому что ему не хотелось забирать что-нибудь чересчур хорошее. Джейкоб выбрал сочинения Байрона, Джонни, который был еще слишком мал, чтобы сделать правильный выбор, взял котенка мистера Флойда – решение, сочтенное его братьями дурацким, но одобренное мистером Флойдом. Потом мистер Флойд рассказал им о королевском флоте, куда собирался Арчи, а на следующий день получил в подарок серебряный поднос от своих прихожан и уехал, сперва в Шеффилд, где познакомился с мисс Уимбуш, потом в Мэресфилд-хаус, директором которого он впоследствии стал. И наконец, занявшись изданием серии жизнеописания духовных лиц, он поселился в Хампстеде, и его часто можно видеть у пруда, где он кормит уток. А что касается письма миссис Фландерс – он принялся искать его на днях и не нашел, а спрашивать жену, не выбросила ли она его, ему не хотелось. Встретив недавно Джейкоба на Пиккадилли, он узнал его почти сразу, но Джейкоб стал таким красивым молодым человеком, что мистер Флойд не решился остановить его на улице.
– Господи боже мой, – сказала миссис Фландерс, читая в газете, что преподобный Эндрю Флойд стал директором Мэресфилд-хауса, – да ведь это же, наверное, наш мистер Флойд…
Легкая печаль повисла над столом. Джейкоб накладывал себе варенья, на кухне Ребекка разговаривала с почтальоном, пчела жужжала в желтом цветке, который раскачивался у открытого окна. То есть все они так и жили, а бедный мистер Флойд становился в это время директором Мэресфилд-хауса. Миссис Фландерс поднялась и почесала кота Топаза за ухом.
– Бедный Топаз, – сказала она, потому что котенок мистера Флойда был уже очень старым котом, у него появилась короста за ушами. – Бедный старый Топаз! – повторила миссис Фландерс, когда он растянулся на солнышке, и она улыбнулась, вспоминая, как отдавала его кастрировать и как ей не нравились рыжеволосые мужчины»[117]
.