Литературные портреты: волшебники и маги

Форстер не такой импрессионист, как Вирджиния Вульф. Он конструирует свой текст, свои сцены намного более традиционно. Но он принадлежит к тому же поколению, что и она. Во-первых, я называю его, как и Вульф, мистическим романистом, потому что его книги тем же непостижимым образом излучают чувство доверия и красоты. Он дает почувствовать, что несмотря на то, что жизнь сложна, полна трагедий и, кроме того, до ужаса непостижима, все-таки, по сути, у всего этого есть значение, великое и благородное. Как и Вульф, как и великие русские писатели, Форстер сопереживает своим персонажам, именно эта симпатия и делает его настоящим романистом. Его последняя книга «Путешествие в Индию» – это исследование отношений между англичанами, индусами и магометанами. Меня восхищает, с одной стороны, тонкий анализ, немного напоминающий Пруста; малейшее движение персонажей Форстера показывает нам, чем обусловлен их характер. Во-вторых, и это главное, Форстер пишет об индусах, которые ненавидят английских завоевателей, и делает это, не становясь ни на чью сторону. Мы чувствуем, что именно так в реальности эти люди и говорят. Форстер не идет наперекор интересам нации, следуя моде, – это сразу указало бы на то, что он считает своих соотечественников неправыми. Нет, его герои-англичане говорят то, что должны сказать, поступают, как считают нужным, и это нужное – вовсе не так уж нужно, и все плохо, и никто не виноват, и мы чувствуем, что Форстер – очень хороший, очень умный писатель, и что людей надо жалеть, и жизнь – штука непростая.

«Они обсуждали вопрос о том, можно или нельзя дружить с англичанином. Махмуд Али утверждал, что нельзя. Хамидулла возражал, но с такими оговорками, что никаких трений между ними не возникало. На самом деле как это прекрасно: полулежать на диване на просторной веранде, созерцать восход луны, слышать, как в доме возятся готовящие обед слуги, и ни о чем не волноваться.

– Я лишь утверждаю, что в Англии это возможно, – говорил Хамидулла, который был в Англии очень давно и его сердечно приняли в Кембридже.

– Но это невозможно здесь. Сегодня в суде меня снова оскорбил тот сопливый мальчишка. Я его не виню. Ему сказали, что он должен меня оскорбить. Первое время он вел себя абсолютно нормально, был очень милым мальчиком, а потом попал под влияние остальных.

– Да, у них здесь нет выбора, такова моя точка зрения. Они искренне хотят быть джентльменами, но им сразу говорят, что из этого не выйдет ничего хорошего. Знаешь, я хорошо помню, каким сначала был Тертон. Друзья, вы мне не поверите, но было время, когда Тертон возил меня в своем экипаже! Да-да, когда-то мы были близкими друзьями. Он даже показал мне свою коллекцию марок.

– А теперь он подумает, что ты ее украдешь. Тертон! Вот увидите: этот сопляк будет во сто крат хуже Тертона!

– Я так не думаю. Они все становятся здесь одинаковыми – не хуже и не лучше. Каждому англичанину я даю два года – будь то Тертон или Бертон. Каждой англичанке я даю и того меньше – полгода. Все они одинаковы. Вы со мной не согласны?

– Я не согласен, – ответил Махмуд Али, рассмеявшись невеселым смехом и ощущая боль и удовольствие от каждого произнесенного здесь слова. – Что касается меня, то я нахожу массу различий между нашими господами. Сопляк мямлит, Тертон все говорит прямо в лицо, миссис Тертон берет взятки.

– Взятки?

– Ты что, не знал, что, когда они давали деньги на строительство канала через Центральную Индию, некий раджа подарил ей швейную машинку из чистого золота, чтобы вода потекла через его княжество?

– И она потекла?

– Нет, в этих делах миссис Тертон – великая мастерица. Когда мы, нищие черномазые, берем взятку, мы ее честно отрабатываем, но при этом нарушаем закон. Англичане же берут, но ничего не делают. Я восхищаюсь ими.

– Мы все ими восхищаемся. Азиз, передай мне, пожалуйста, кальян.

– Нет-нет, еще немного удовольствия, он так хорошо раскурился.

– Ты очень эгоистичный мальчик.

Он резко повысил голос и потребовал подавать обед. Слуги в ответ прокричали, что обед готов. Они имели в виду, что изо всех сил стараются, чтобы он был готов. Все их поняли, и никто не сдвинулся с места. Потом Хамидулла снова заговорил – совершенно иным тоном и с иными чувствами:

– Возьмем мой случай – случай с молодым Хью Баннистером. Он – сын моих самых лучших, самых добрых друзей – покойных преподобного Баннистера и миссис Баннистер. Их доброту ко мне во время моего пребывания в Англии я не забуду до конца дней. Они заменили мне отца и мать, я говорил с ними так же, как сейчас с вами. Они доверяли мне всех своих детей. Я водил малыша на похороны королевы Виктории.

– Королева Виктория была совсем другой, – пробормотал Махмуд Али.