Литературный быт в позднесоветских декорациях

Всегда взрывоопасной была тема войны. Стоило только войне предстать в стихах в своем неприглядном, а подчас и двусмысленном обличье (так, скажем, уже позволяла себе рисовать войну проза), как поэзия наталкивалась на цензурные барьеры. Не удалось опубликовать, в частности, одно большое стихотворение такого рода А. Межирова, и «Дружба народов» была далеко не первым журналом, куда он его приносил (по-моему, об артиллерии, жаль, я его не сохранил). Зато удалось напечатать в 1986 году, в рубрике «Литературное наследство», подборку фактически заново открытого для читателей фронтовика Константина Левина, с добрыми словами Владимира Соколова. И в ней, в частности, присутствовало знаменитое стихотворение «Нас хоронила артиллерия…», давно ходившее в литературной среде по рукам. Честно говоря, не уверен, что мы могли бы его опубликовать, будь автор жив: «Мы доверяли только морфию. / По самой крайней мере — брому. / А те из нас, что были мертвыми, — / Земле, и никому другому. / Тут все еще ползут, минируют, / И принимают контрудары. / А там уже иллюминируют, / Набрасывают мемуары… / Бойцы лежат, им льет регалии / Монетный двор порой ночною, / Но пулеметы обрыгали их / Блевотиною разрывною». Впрочем, и тут без купюр не обошлось: «А тех, кто получил полсажени, / Кого отпели суховеи, / Не надо путать с персонажами / Ремарка и Хемингуэя».

Замечательный поэт и переводчик Александр Ревич, тоже фронтовик, знал огромное количество стихов и процитировал мне как-то по памяти строфы из первого варианта «Артиллерии», которых не было в представленном тексте. Вряд ли бы мы их напечатали, хотя и они отражали психологическую реальность своего времени: «Но пусть их (павших солдат. — В. К.) не пугает ненависть / Полночных баров, тайных спален, / У них защитник несравненный есть — / Главнокомандующий Сталин. / И, отпустив уже к полуночи / Секретарей и адъютантов, / Он видит — в дымных касках юноши / Свисают с обгорелых танков. / Так пусть любовь и независимость / Нас отличат от проходимцев, / Как отличил Генералиссимус / Своих неназванных любимцев»…

В заключение разговора о цензуре как неотъемлемой черте литературного быта и нравов описываемых десятилетий должен признаться, что с годами все чаще меня мучает вопрос — ну а мы-то зачем так облегчали жизнь цензорам? Я ведь заранее знал, что пройдет через цензуру, а что завязнет в ней, но вместо того, чтобы поставить Баруздина или Теракопяна перед неприятной необходимостью собственноручно отвергнуть, скажем, поэму И. Лиснянской «Госпиталь лицевого ранения», даже не передавал эти стихи в главную редакцию. Впрочем, вопрос это пустой: нисколько не сомневаюсь, что и здесь поступили бы точно так же, как я, — просто засунули бы рукопись в самый дальний ящик письменного стола. Никто не решился бы потащить цензору заведомо непроходимый текст и тем самым продемонстрировать начальству свою «профнепригодность». Авторов «Метрополя» начали печатать только тогда, когда запрет был снят (столь же негласно, как и введен!). Но где же в таком случае начало того конца, которым кончается начало? Как известно, государство — это мы, получавшие из его рук зарплату и уже одним этим обслуживавшие Систему. Гордиться тут особо нечем…

Журнал «Дружба народов» был из лучших в Советском Союзе и единственным в своем роде по стратегическому замыслу. Благодаря его публикациям все наиболее ценное в прозе и поэзии нашей многоязыкой страны — через переводы на русский — становилось всенародным достоянием. Журнал выпускал уникальную библиотеку многонациональной советской литературы. Редколлегия у этих изданий была общая, и я имел удовольствие в течение трех лет созерцать свою фамилию на титульных листах каждого номера журнала и каждой книги этой библиотеки (Интернет почему-то числит ненадолго пришедшую на мое место в середине 1986 года Н. Иванову заведующей отделом поэзии даже и в то время, когда я там еще работал).

Молчаливое противостояние спесивому русофильству и художественная репрезентативность авторских имен были принципиальными установками журнала. Даже на моем недолгом веку здесь были напечатаны романы Б. Окуджавы «Свидание с Бонапартом», М. Слуцкиса «Поездка в горы и обратно», О. Чиладзе «Железный театр», С. Залыгина «После бури», повести В. Быкова «Знак беды» и В. Кондратьева «Встречи на Сретенке».