Литературный быт в позднесоветских декорациях

1983-й год. «Дорогой Вадим Евгеньевич! Не отозвался на верстку, ибо поправок у меня не было... Сегодня получил письмо от Л. Аннинского о латыш­ской подборке (Лева Аннинский заведовал в журнале отделом, связанным с теорией перевода. — В. К.). Он сообщает, что переводы дайн отдал Вам... дайны — работа штучная, и править их можно до бесконечно­сти... Это первое. Во-вторых, слышал я, что вышла Ваша книжка о литературном процессе 60—70-х го­дов. Вопрос этот очень меня интересует. Нельзя ли хоть на время получить экземпляр? Я человек чест­ный. Верну (книжку не послал — поэзия там вообще отсутствовала, и я постеснялся. — В. К.). В-третьих. Если намечается подборка стихов В.Погреб, я готов исполнить свое обещание и написать небольшую врезку (Вера Погреб была человеком военного поко­ления, вполне зрелым и никому не известным поэтом, на нее навел меня сам Самойлов; подборку ее, опу­бликованную с врезкой Самойлова в марте 1985 года, мы озаглавили неслучайной строкой «Я домолчалась до стихов...». — В. К.). Сам я после нэпоследней нашей с Вами беседы сильно хворал. Но, как говорят, инфаркт — залог здоровья. Заранее благодарю за подборку в 10-м номере...».

В том же году. «Дорогой Вадим Евгеньевич! Ско­морохам со дня крещения Руси не везет. А в моих «Скоморохах» был, конечно, момент полемический (подборка Самойлова «Из новых стихов» была напе­чатана в 10-м номере журнала за 1983 год, но стихот­ворение «Скоморохи» тогда по каким-то цензурным соображениям в нее не вошло. — В. К.). Лесневский как-то попрекнул меня в «Литературке», что я защи­щаю несерьезную поэзию. Потом каялся письменно и лично. Стихи эти я напечатаю, да жаль, что из этой подборки выпали; она обеззубела. Насчет юной В. А. Погреб я намерений не изменил. С удовольстви­ем приделаю бантик к ее выпускному платью... Сам я получшал после мнимого или подлинного инфаркта. Дышу воздухом. Покуриваю. Насчет дайн я Вам писал. Есть время еще над ними поколдовать. Не знаю, как Вам, а мне они нравятся. Надеюсь повидаться с Вами к концу года. Что касается моей подопечной (речь опять идет о публикации стихов В. Погреб, к которой Самойлов относился с какой-то улыбчивой нежно­стью. — В. К.), то Раскольников избрал более спо­койный вариант. Но пусть живет старушка. Стихи она пишет хорошие».

В конце 1985 года. «Посылаю Вам новые мои стихи. У Вашего журнала — право первой ночи. Это цикл или поэма (называйте, как хотите) — иссле­дование чувств и страстей. В моем творении при­мерно 450 строк. Возможны небольшие изъятия. Но в целом и ход, и конструкция вещи должны остаться нетронутыми, ибо, как Вы увидите, одно цепляется за другое... В Москве постараюсь быть в октябре, тогда можно будет поговорить о деталях, но Ваше решение в принципе хотелось бы знать раньше. Мне чрезвычайно важно предстать перед читателем в новом ракурсе — сугубо лирического поэта». Цикл «Беатриче» мне пришлось сократить, но все же я успел опубликовать его в марте 1986 года, перед уходом из «Дружбы народов». В следующем письме Самойлов с изъятиями согласился: «Похудание моей толстой дамы, мне кажется, в целом не искажает ее облика. К тому же хочется, чтобы она появилась в хорошем журнале. Сроки мне тоже понятны... Насчет того, что из строки «И пасть в объятья Дездемоны» «торчит волчья пасть», не думаю. Это обычный фразеологизм: «пасть в объятья» (тем не менее, в публикации Са­мойлов поправил: «Раскрыв объятья Дездемоне», не просто избавившись от двусмысленного совпадения глагола с существительным, но и от «пассивности» лирического персонажа. — В. К.). Посылаю Вам не­сколько строчек о Т. Щербине. Прошу передать ей спасибо за красивую книжку. А Л. Аннинскому — чтобы не портил молодежь своим умом, быстрым на определения. Об этом еще напишу ему».

Письма сохраняют живой человеческий голос, об­лик, нравственную окраску слова и жеста. Они и до сих пор мне очень дороги. А как мне забыть теплую волну благодарности, накатившую на меня, когда в послед­них строках цитировавшегося письма Юнны Мориц я прочитал: «Знаю, что, в сравнении с твоими нынеш­ними проблемами (в эти дни умирала у меня на руках мама. — В. К.), все то, что волнует меня в верстке и в башировских стихах, — есть сущая чепуха. Желаю тебе мужества и смирения, хотя в полной мере ни то, ни другое нам не дано, — знаю по личному опыту».