Уже в начале 90-х исполняющий обязанности академика-секретаря Отделения литературы и языка АН СССР Петр Алексеевич Николаев включил меня в состав научно-творческой делегации, которая совершала плавание на четырехпалубном белоснежном лайнере «Тарас Шевченко» по маршруту: Одесса —Греция — Египет — Турция — Израиль. Корабль был сверху донизу набит деятелями культуры и искусства вплоть до загрузившегося в полном составе оркестра Олега Лундстрема. Шагу нельзя было ступить, чтобы не натолкнуться на знаменитость: Залыгин, Астафьев, Битов, Наталья Гундарева, Галина Польских, Аристарх Ливанов... Ночью на палубе красивая армянка из нашего «низового», писательско-преподавательского сословья демонстрировала мне купленную в Стамбуле шубу. «Шуба не уступает содержимому», — философски заметил вышедший покурить пожилой мужчина, в котором я узнал Григория Мелехова из «Тихого Дона», то бишь народного артиста Глебова.
В каком-то из портов, то ли в Египте, то ли в Турции, на корабль десантировался В. Маканин. Внезапно обнаружив его на палубе, я издал крик удивленного ирокеза. «Да понимаешь, меня из Германии сюда закинули, — объяснил Маканин, будто появляться на палубе посреди Средиземного моря было для него делом вполне привычным. — Я там на немецком гранте сижу. В дачном поселке, пишу, никто не мешает».
При заходе в зарубежные порты деятели культуры высаживались на сушу и устраивали на берегу для аборигенов концерты и выступления, успешно совмещая их с набегами на местные магазины и кустарные промыслы. Капитана я не видел ни разу — казалось, что лайнер ведет сам Николаев, расположившийся в двухкомнатной каюте на капитанской рубке, вместе со своим другом-бизнесменом, финансировавшим эту поездку.
Однажды нам сказали, что финансы, отпущенные на плавание, кончились. Причалив в Александрии, бизнесмен высадился на берег, чтобы, как нам объяснили, раздобыть денег, вместе с очаровательной спутницей, представлявшей концерн «Якуталмаз» и вызывавшей желание побыть с ней в какой-нибудь яранге. Деятели культуры, столпившиеся на палубе, прощально махали руками нашим кормильцам со слезами на глазах; призрак голода маячил перед нами. Судя по тому, что через несколько суток мы подняли наших кормильцев на борт в другом порту, они поработали на славу, хотя и выглядели несколько уставшими. Ресторан героически терпел убытки, но не лишал пассажиров питания ни на один день, и когда прекрасная якутка и русский бизнесмен, символизирующие дружбу народов, появились здесь прямо к очередному обеду, все жующие приветствовали их бурными аплодисментами.
В Александрии мы ощутили острую потребность в алкогольных напитках, тем более что кормили нас до отвала, а бутылки, захваченные из Москвы, где-то в середине пути уже опустели. Поскольку стоянка была очень длительной, два отчаянных смельчака (одним из них совершенно случайно оказался автор, другим — столь же случайно примкнувшая к нему преподавательница из Тольяти) совершили вылазку в вечернюю Александрию, и поход этот заслуживал отдельной новеллы. Дело в том, что если в городе и не господствовал сухой закон, то никаких крепких напитков в магазинах не продавали, и арабские граждане вообще не понимали слова «водка», надрывно выкликаемого нами на разных языках. Наконец один полиглот, знающий это слово, нашелся. Он передал нас в руки какого-то мальчугана, который помчался по улицам, все дальше уводящим нас от порта.
Жидкие фонари на улицах редели, темнота сгущалась. Мы пытались не упустить египетского сорванца из виду, хотя под тоскливые крики муэдзинов уже начали терять надежду вернуться в Россию. Наконец мы уперлись в какой-то тупик, перекрытый огромной зеленой железной дверью с маленьким задраенным оконцем. Парнишка показал на пальцах, что мы должны заплатить пять долларов. Потом он исчез с этими долларами за дверью, оконце приотворилось, и чья-то рука выставила нам бутылку. Весь наш стол в корабельном ресторане, занятый вполне достойными людьми (профессор МГУ, директор художественного музея, дирижер из Большого театра, поэтесса), пришел при виде этой бутылки в неописуемый восторг: в самых недрах арабского Востока была добыта эта давно исчезнувшая из продажи в России поллитровка с зеленой наклейкой на зеленом стекле. Настоящий сучок, стоивший когда-то, если я не ошибаюсь, два рубля с копейками и волшебно представший перед нашей компанией как нежный привет далекой родины...
На протяжении всего путешествия нас сопровождал полный штиль, и было полное впечатление, будто не корабль движется, а Стамбул, Афины, Александрия и Хайфа неожиданно подплывают к его бортам в разное время суток. Я вспомнил «Мистерию-Буфф», потому, что П. А. Николаев нашел в плавании действенный способ отделить «чистых» от «нечистых», «инженеров человеческих душ» от их критиков. Он разместил тех и других в каютах разного качества: у «инженеров» они были побольше, и кровати стояли на полу рядом, тогда как критики вроде нас с Вадимом Барановым теснились в меньших и вынуждены были взбираться на постели, построенные в два этажа.