Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции

Трудно сказать, как Остервальд и другие члены правления STN восприняли эту мольбу о помощи. За долгие годы они уже привыкли получать от Малерба чрезмерно эмоциональные, многословные послания и, вполне возможно, научились им не доверять. В конце концов, это мог быть просто блеф. Другие погрязшие в долгах книготорговцы также умели быть весьма красноречивыми, а затем, столкнувшись с перспективой неминуемого банкротства, иногда (как в случае с Кальдезегом из Марселя) пытались стравить кредиторов между собой, предлагая одним из них заплатить по счетам втайне и в обмен на благоприятные условия, а всех прочих оставляя с носом. Угроза со стороны Батийо как раз и могла быть способом разоблачить этот блеф. Однако отрицать правоту Малерба в том, что публичный аукцион ничего путного не даст, тоже было нельзя. Так что в конце концов STN отправило ему предупреждение, что не потерпит особых соглашений с каким-либо другим кредитором (предположительно с Фошем) в ущерб собственным интересам, и предоставило отсрочку на три года. Малерб ответил в июле 1781 года, что у него просто камень с души упал и что он очень благодарен, – а также прислал в счет погашения долга четыре новых векселя на срок до трех лет с трехпроцентной надбавкой к основной сумме.

Впрочем, даже и после этого торг относительно условий соглашения продолжился. Принимать векселя в STN отказались, настаивая на том, чтобы получить вместо них три платежных документа на более крупные суммы и с пятипроцентной надбавкой, сроки погашения которых должны наступить соответственно в 1782, 1783 и 1784 годах. Малерб согласился, но срок погашения продлил до 1785 года. В октябре 1782‐го он не смог рассчитаться по платежному обязательству, связанному с другой сделкой, на сумму в 490 ливров, и в ответ на претензии со стороны STN прислал вексель с более поздней датой выплаты. По мере того как близились сроки погашения задолженности по трем крупным векселям, ситуация становилась все хуже. К 1783 году обанкротился сам Батийо, а STN все труднее становилось платить по собственным обязательствам, прежде всего потому, что оно столкнулось с тем же бедствием, что подкосило Малерба, но в гораздо больших масштабах: с неоплаченными долгами наполовину разорившихся книготорговцев. В апреле 1783-го, когда вышел срок уплаты по первому из трех векселей, Малерб снова не смог рассчитаться и снова прислал вексель с более поздней датой погашения. В мае 1784 года он оказался не в состоянии заплатить по второму векселю. На сей раз он попытался уклониться от претензий со стороны STN, выписав платежное обязательство на имя некоего Кабоша из Байоля, расположенного далеко, во Фландрии, на сумму в 500 ливров. Кабош отказался принимать документ к оплате, а затем и сам исчез, уехав, по слухам, в Швецию, в Готнебург, хотя Малербу кто-то сказал, что он должен вскоре вернуться в Байоль, чтобы вступить в права наследования, которые имел на имущество, оставленное недавно умершими матерью и дядей. Третий вексель Малерба остался неоплаченным в 1785 году. К этому времени он уже перестал делать вид, будто у него есть корреспонденты, готовые выкупать его долги.

Однако книготоргового дела он не оставил. Поставок от STN он уже получить не мог и начал заказывать товар в Брюсселе и Авиньоне. Складывается впечатление, что теперь он и сам подался в разъездные торговцы, поскольку в последних письмах в STN упоминаются поездки с товаром в Пуату и Сентонж. В этих письмах он повторяет привычные жалобы на неоплаченные долги, отсутствие наличных денег, низкие цены на землю. Хотя STN продолжало пугать его судебным преследованием, сколько-нибудь действенных рычагов, при помощи которых можно было бы заставить его заплатить, у нёвшательцев не было. Едва ли имело смысл обращаться во французский суд с иском, предметом которого были книги, подлежавшие, с точки зрения французских властей, конфискации. «Мы устали от этой бессмысленной переписки», – сообщили из STN в июле 1785 года. К той поре Малерб уже успел пропустить платеж еще по одному векселю, выписанному взамен неоплаченного платежного поручения на 500 ливров на имя Кабоша. В качестве знака доброй воли он послал в Швейцарию немного отвратительного кофе и немного материи, также очень скверного качества; получив товар, из STN ответили, что постараются выручить за все это хоть какие-то гроши. Он так никогда и не прислал наличных денег и не перестал приводить доказательства своих правоты и порядочности: «Мне все равно, кто и что обо мне говорит. Я веду крайне скромную жизнь в доме у матери, которая предложила мне делить с ней стол после того, как умер отец. Домашних расходов у меня практически нет, я живу холостяком. На себя денег я почти не трачу. Деньги идут только на то, что необходимо для моего предприятия, – на поездки и почтовые расходы».