Лелон: Месяц за городом с телегой и лошадью. Обычно останавливается в Мо, где у некоего ля Бретона, владельца постоялого двора на большой рыночной площади, арендует что-то вроде склада… Лелон низкого роста и толстый, походку имеет важную; кудрявый шатен, волосы носит в кружок; светлая куртка227
.Пико: Пико ростом в пять футов два дюйма, светлые волосы, голубые глаза, лицо пухлое с толстым носом, широкоплечий, шея короткая, говорит на нормандском диалекте чуть в нос, походка тяжелая… Пико также ездит в округах Виллер-Котре и Суассона и живет обыкновенно в Шарлевиле у чулочного мастера. Имеет повозку и лошадь. Еще у него много пистолетов и ружей228
.Если упоминания разъездных торговцев попадаются в документах о банкротстве, то речь о них обычно идет мимоходом, но все они обладают одной общей характеристикой: они вечно в движении и в том месте, которое значится как постоянное местожительство (domicile fixe
), у них зачастую, как уже упоминалось выше, нет ничего, кроме «местожительства на воздухе» (domiciles en l’ air). Чтобы завоевать доверие такого поставщика, как Малерб, они сразу платят наличными, преимущественно золотыми луидорами, которые обозначаются как полновесная звонкая монета (espèces sonnantes et trébuchantes). Они выписывают вексель на адрес какого-нибудь постоялого двора, а затем исчезают до того, как подойдет срок платежа по этому векселю. Еще они продают книги друг другу и тем самым выстраивают систему долговых обязательств в своей же среде. Разносчики, задолжавшие Жилю, – это длинный список имен и ненадежных адресов: Франсуа Кенель, «из „Трех Королей“» в Орлеане; Жозеф Сен-Дени, «у Бруйе, трактирщика, в „Клермонском дофине“» в Бовези»; Ж. Б. лё Жандр, «у мадам Ашетт, в „Полновесном французском экю“ подле Шалон-сюр-Марна»; Робер Планке, «у месье Манжена, трактирщика в „Великом Турке“ в Мелене»; Жан Планке, «у месье Виардена в Провансе»; Ж. Б. Тезар, «у месье Виардена, улица Сен-Кру в Провансе»; Биго, «у месье Годара, в „Золотом льве“ в Вернон-сюр-Сен»; Жозеф Лелевр «у мсье Перрена, трактирщика в „Крестном знамении“ в Сезанне в Бри»; Гийом Дюбо, «в „Трех Королях“, в Андели в Нормандии»; Мишель Галонд, «у месье Дусе, трактирщика из „Белого креста“ в Л’Эгле»; и Пьер лё Пти, «у месье Марешаля, трактирщика из „Большого жистяного (так!) оленя“ в Пикардии»229. Люди подобного сорта следов после себя почти не оставляли, но играли в книжном мире свою важную роль. Подобно красным кровяным тельцам в наших сосудах, они разносили литературу по капиллярной системе книжной торговли.Обширной цитаты заслуживает еще один, последний случай. Это памятная записка, поданная в парижский коммерческий трибунал упомянутым выше Эсташем Брианом, «хранителем королевских рыбных садков», который, судя по всему, совмещал свои обязанности в Версале с нотариальной практикой230
. Задачей этого документа была попытка пробудить сочувствие к Жилю за счет описания всех трудностей и невзгод жизни разъездного торговца (синтаксис оригинала, отнюдь не безгрешный, я исправлять не стал):