Лицей, который не кончается

Моя мечта: дать в книжечке о Пушкине этот автопортрет поэта-старика, созданный в 1823 году, – дать сначала глуховато, таинственно, где-нибудь в уголке, на полях, в его натуральную величину (а это не больше почтовой марки), а потом все увеличивать и увеличивать (такой вот рапид!) и в конце – дать во всю страницу и рассказать о впечатлении тех людей, моих любимых, которым я его дарил (Шнитке, Булат, Юра Давыдов, Фазиль… и Солженицын). Все до единого, кому дарил этот автопортрет, были потрясены не меньше, а иногда и больше (как Альфред Шнитке), чем я сам. Но всеобщего потрясения не добился, даже опубликовав этот автопортрет впервые в своей книге «Достоевский и канун XXI века». Речь, конечно, не об удовлетворении тщеславия (этого вообще нет) и даже не об удовлетворении честолюбия (это, конечно, есть), но самое главное – в том, что сам пока оказался ниже, а если уж правду говорить до конца, – недостойным своего счастья, своего открытия. Не сумел потрясти людей, не сумел заразить их самим этим фактом, его смыслом. Фактом абсолютно беспрецедентным. Подчеркиваю, только фактом: перед нами Пушкин, которого мы не то что не понимали, но просто не знали, не видели, не всмотрелись, просмотрели.

По-видимому, свой предчувствуемый, угадываемый, угаданный, наконец, путь гений – сначала невольно, а потом все осознанней – выражает сразу.

Слово об Ариадне Тырковой-Вильямс

Прочитал книгу Ариадны Тырковой-Вильямс «А. С. Пушкин», изданную в 1998 году «Молодой гвардией» в серии «ЖЗЛ». Захотелось написать Слово об Ариадне Тырковой.

Удивительна судьба этой аристократки (годы жизни 1869–1962), в молодости не просто симпатизировавшей революции, но и приобщившейся к революционерам, однако в силу честности и глубины ума и чувств порвавшей с революцией и написавшей, может быть, одну из самых замечательных книг о Пушкине.

Но сначала об одном давно запавшем в мою голову эпизоде, который теперь при прочтении книги Тырковой вдруг вспыхнул в памяти. Я давно знал один факт: Ленин сказал какой-то женщине-либералке: «Вот погодите, таких, как вы, мы будем на фонарях вешать!» Откуда я его знал? Наверное, из книги Н. Валентинова о Ленине. Оказалось, «либералкой» этой была Ариадна.

В молодости она посещала революционные кружки в Петербурге и сдружилась с Крупской. А в 1904 году через нее познакомилась с Лениным. Как-то они долго спорили о том, как надо действовать, и молодой Ильич – не то в шутку, не то всерьез – сказал ей: «Вот погодите, таких, как вы, мы будем на фонарях вешать!» «Я засмеялась, – рассказывает Ариадна Владимировна. – Тогда это звучало как нелепая шутка. “Нет, я вам в руки не дамся”. И услышала в ответ: “Это мы еще посмотрим”. <…> Могло ли мне прийти в голову, что этот доктринер, <…> одержимый бесом властолюбия, а может быть, и многими другими бесами, уже носил в своей холодной душе страшные замыслы повального истребления инакомыслящих».

То, до чего я начал додумываться спустя чуть ли не 100 лет, приоткрылось молодой Тырковой откровением еще в 1904 году.

У меня давно вызревала одна мысль. У Ленина есть такое определение диктатуры пролетариата, сделанное, если мне не изменяет память, где-то именно в эти годы – около 1904-го: «Понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть». Ну так это же и есть не что иное, как программа гражданской войны. Если с вами будут так говорить, вы пойдете с вилами. Абсолютно сознательная провокация гражданской войны на уже подготовленной почве. И тогда же пришла мысль о ленинских «переводах». Экспроприация экспроприаторов = грабь награбленное. Он сам так и говорил: мы перевели латынь на всем понятный русский язык. Есть и другие примеры подобных «переводов». А может быть, главный из них: диктатура пролетариата = господство ЧК (не еретическая добавка к марксизму, а совершенно натуральное его развитие).

Вот один из практических советов вождя, как покончить с контрреволюцией, пробравшейся в только что зародившееся кооперативное движение. «Если благодаря своей близорукости вы не можете изобличить отдельных вожаков кооперации (к таким “вожакам”, между прочим, относился и А. В. Чаянов. – Ю. К.), то посадите туда одного коммуниста, чтобы он указал эту контрреволюцию, и если это хороший коммунист, а хороший коммунист и есть в то же время хороший чекист, то, поставленный в потребительское общество, он должен притащить по крайней мере двух кооператоров-контрреволюционеров».[15]

Великолепна эта конкретность мышления: каждый хороший коммунист, то бишь хороший чекист, должен притащить по крайней мере двух «врагов народа»… Потом Микоян скажет во второй половине 30-х годов, на каком-то чествовании органов: каждый сознательный советский человек должен быть чекистом…