Любовь и так далее

И уж совсем плохо то, что Оливер любит оставлять дверь в приемную нараспашку, чтобы Джоан слышала его хамство, которое на посторонний слух может быть истолковано и по-другому. Между прочим, на работе его не любят. Потому-то я и стараюсь отправлять его в дальние рейсы.

Так вот: сидел он у меня в кабинете и крутил на большом пальце ключи от фургона, время от времени сжимая их в кулаке. Потом начал громогласно пересчитывать деньги, как будто я – самый жуликоватый наниматель во всем Лондоне. В конце концов он поднял голову и спрашивает:

– Никаких вычетов за твои услуги по навешиванию полок для Джилл, а? – и гаденько подмигнул.

Кажется, я говорил, что помогал им с мелким ремонтом. А кто бы еще за это взялся? Встаю, прикрываю дверь. И останавливаюсь за своим письменным столом.

– Оливер, давай условимся: работа есть работа, согласен?

После этой совершенно резонной фразы я потянулся к телефону, чтобы набрать номер. В это время Оливер протянул руку и нажал на рычаг.

– Работа есть работа, говоришь? – начал он дурашливым, издевательским тоном и стал нести какую-то ахинею насчет того, что «А» есть «А», но не бывает ли такого, чтобы «А» на поверку означало «Б», и так далее. Чистой воды словоблудие, замаскированное под философию. Одновременно он сжимал и разжимал кулак с ключами; думаю, в итоге именно это несколько выбило меня из колеи.

– Слушай, Оливер, у меня много дел, так что…

– …так что пошел вон, да?

– Ну, если коротко, то да, пошел вон, ясно?

Выбравшись из кресла, он остановился лицом ко мне, сжимая и разжимая правый кулак: вот ключи есть – вот ключей нет, вот они есть, вот их нет – ни дать ни взять дешевый фокусник из телевизора. Напускал на себя грозный вид, отчего положение делалось еще хуже. Глупее, что ли. У меня, конечно, страха не было. Но закипала злоба.

– Ты сейчас не во Франции, не в деревне своей, – бросил я.

Тут спеси у него поубавилось. Пивная вечеринка закончилась. Он побледнел и покрылся испариной.

– Она тебе рассказала, – выдавил он. – Это она тебе рассказала. Какая же она…

Я не собирался выслушивать его брань в адрес Джиллиан и сделал выпад:

– Ничего она мне не рассказывала. Я сам видел.

– Ну ты-то – конечно, а еще кто – конь в пальто?

Мало того что это дурацкий вопрос, так еще можно подумать, что некто заигрался на детской площадке.

– Больше никто. Я был один. И все видел. Хватит. Пошел вон, Оливер.

ОЛИВЕР: Невозможно de temps en temps[57] не согласиться с непреложной истиной о том, что накопленная веками и массами мудрость, выражаемая хоть в форме тягомотной народной сказки, хоть в отталкивающе антропоморфной басне про животных, хоть в благословенно кратком девизе, вылетающем из хлопушки, обычно представляет собой, выражаясь без лишнего пафоса, бред сивой кобылы. Потри друг о друга два клише – и не воспламенишь даже idee reçue[58]. Свяжи в пучок дюжину хрестоматийных апофегм – растопку все равно не получишь.

Сосредоточься, Олли, сосредоточься. Не отвлекайся от текущего момента, пожалуйста.

Что ж, если так настаиваете. Данный момент как таковой можно выразить весьма специфической, хотя и популярной, нравственной установкой, а именно: не стреляй в посланника. А какого, спрашивается, этого-самого, не стрелять? На кой еще нужны посланники? И нечего мне втирать, что посланник ни в чем не виноват. Он как раз виноват: испоганил тебе день. Так пусть за это поплатится. А кроме того, посланников кругом – как собак нерезаных. Будь они наперечет – подались бы в генералы и в политики.

Знала ли она? Это, надо признать, вопрос вопросов. Допускаю, что десять лет назад я прилюдно поднял руку на прекрасную Джиллиан, с чьей головы впоследствии не упало ни волоска. Меня, как вы помните, спровоцировали обстоятельства. Да и сама она без конца меня провоцировала; она, тонко владеющая способами манипуляции толпой (в смысле, той многоликой конгломерацией персонажей, составляющей единое поле, известное вам под заурядным именем Оливер). Джиллиан – поборница сверхмягкого подхода к урегулированию семейных конфликтов. Однако в тот раз она повела себя иначе; в тот раз, под воздействием уколов, порезов и ран, каких мне не доводилось получать ни до, ни после, я ее ударил. И в результате, помимо всего прочего, сдал обширные территории морального превосходства. А Стюарт подглядывал из какой-то натопленной сумрачной живопырки, она же вонючая дрочильня, местонахождение которой он мне так и не открыл.