Любовь: сделай сам. Как мы стали менеджерами своих чувств

Изначально ДПДГ-терапия была разработана для лечения посттравматического синдрома у военных, вернувшихся из горячих точек. Люди, видевшие горы трупов (не всегда целых), лезли на стенки, спивались, садились на наркотики. ДПДГ позволяла быстро и эффективно вернуть их в строй: воспоминания об увиденном не исчезают, но стираются — а главное, они перестают вызывать любые чувства. Они просто перемещаются на антресоли памяти — и хранятся там, подобно коробкам с черно-белыми слайдами из серии «Сочи-1973».

Сегодня ДПДГ-терапия применяется не только к спецназовцам разного рода, но и к обычным людям, переживающим несчастную любовь. Развод, измена, безответность: этот жизненный опыт — тоже травма, считают терапевты, практикующие ДПДГ. А раз травма — будем лечить. В XXI веке гомо сапиенс, вершина творения, не должен ходить с зияющей раной внутри. Напротив, он должен быть подобен микеланджеловскому Давиду — гладкий, мраморный и без вмятин. А для того чтобы стать таким, он должен отказаться от всякой романтической идеализации прошлого.

В сентябре 2019 года воркшоп по ДПДГ-методу в рамках конференции «Семья в современном мире. Трансформация психотерапии» в Высшей школе экономики стал одним из ее самых посещаемых мероприятий — аудитория на 200 мест едва вместила всех желающих. Практикующие психологи хотели понять: в чем эффективность этого метода? Ответ оказался прост: невозможность быстро выйти из несчастной любви связана с тем, что мы помним не слишком много плохого, а напротив, слишком много хорошего. Поэтому процедура лечения от любви по ДПДГ-методу десенсибилизирует — то есть лишает аффективной нагрузки — именно воспоминания о ваших лучших общих минутах.

Скамейка, где он признался в любви, или трамвай, где она держала вас за руку, не будут больше вставать комом в горле, а начнут всплывать в вашей памяти белесым брюхом кверху, подобно мгновениям, проведенным на кассе в «Пятерочке» или в утреннем метро. Незаживающий синяк в глубине грудной клетки перестанет наконец переливаться цветами побежалости, а напротив, приобретет благородный оттенок бетонной стены. Вы сможете пролистывать фотографии в телефоне, не вздрагивая от случайно еще не стертого снимка; вы сможете зайти в ваш старый чат и поискать там название французского фильма, который хотели поглядеть вместе, но не посмотрели; более того, вы сможете даже поглядеть этот фильм в одиночестве — и ничто, гарантированно ничто не дрогнет в вашем сердце. Для эффективного лечения от любви десенсибилизация должна достигнуть отметки 0. А что вы хотели?

От вашей любви останутся только дурные воспоминания. Вы будете помнить, как она хлопнула дверью в тот вечер, но будете равнодушны к мгновению, когда она поцеловала вас в затылок. Не потеряет остроты и память о ночной эсэмэске от какой-то Вики, но вы станете совершенно безразличны к кадрам совместного похода за грибами. С прежней яркостью вы будете помнить, как он кидал свои вещи в чемодан, в то время как память о том, как вы при свете фонарика читали на даче Хайдеггера, совершенно потускнеет.

Десенсибилизированные, без иллюзий и с сухими глазами, вы выйдете в мир и приметесь строить здоровые, без всяких идеализаций отношения. Хотим ли мы, городские жители, уже к 30 годам (из них последние 5 — в Tinder) насмотревшиеся всякого, наевшиеся гостинга, вранья, измен, бывшие брошенными и не раз бросавшие, такой способности к забвению? Или любопытство — и уважение — к собственным синякам, к тому, как они меняют цвет, форму и оттенок боли, возьмет верх?

«Забывать необходимо. В процессе забвения ты проходишь через катарсис, который освобождает тебя и позволяет полюбить снова, — говорит Олинка Виштица, куратор Музея разбитых отношений в Загребе, который она придумала вместе со своим бывшим партнером Драженом Грубишичем в ходе их расставания. — И все же мы задумались о том, как сохранять хорошие воспоминания. Можно ли упаковать чувства в какой-то контейнер и там их оставить, чтобы они не уничтожались? Потому что они и есть жизнь — может быть, самое человечное, что есть в нас и в том, как мы относимся к другим» [88].

Музей разбитых отношений — это и есть такой «контейнер» чувств. Его коллекция состоит из обломков оборвавшихся любовей: от туфли на шпильке до ржавого топора. Экспонаты попадают сюда по почте: любой желающий может послать в музей предмет любого размера и назначения — главное, чтобы у него была история. В конце концов, именно истории заставляют нас плакать, глядя на старый телефонный модем, через который кто-то когда-то обменялся своими первыми мейлами, или на вышедшую из оборота купюру в миллион турецких лир, приготовленную для ужина, который так и не состоялся.

Маленький загребский музей сделался известным во всем мире по понятной причине: он создает пространство для переживания, вытесненного из списка допустимых в жизни успешного человека; в терминах Уильяма Редди (см. первую главу), он предлагает эмоциональное убежище.