— Зачем же, господа, — упрекнул нас дю Портай, — вы оставили нас? Едва вы отошли шагов на тридцать, как нас догнал господин де Б. Он осыпал меня любезностями и обратился к вашей сестре со множеством вопросов, на которые она не знала, что отвечать. Я и сам плохо понимал смысл его фраз. Я надеялся, что вы вернетесь и избавите меня от затруднения, в котором я оказался. Маркиз раз двадцать поздравил меня с возвращением дочери и выразил радость при виде ее доброго здоровья; вдруг он сказал вашей сестре: «Честное слово, сударыня, вы совершенно здоровы, и я нахожу, что вы мало переменились». Потом маркиз заговорил шепотом, но я был встревожен и прислушался. «Это удивительно, — сказал он, — ведь я хорошо рассчитал и вижу, что вы разрешились раньше времени». Мадемуазель Фоблас вскрикнула, я сказал с негодованием: «Разрешилась раньше времени! Да как вы смеете?!» К несчастью, в это время подошел барон, он бросился между дочерью и маркизом и гневным тоном сказал: «Что вы называете “разрешиться раньше времени”? Вы ответите мне за эти дерзкие слова!» Господа, вы знаете все остальное. Эта ужасная сцена, — прибавил дю Портай, взглянув на меня, — вероятно, будет иметь роковые последствия.
— Да, сударь, да, конечно. Завтра в пять утра господин де Б. в сопровождении двух своих родственников явится к воротам Майо, ожидая нас троих.
— Опять дуэль, опять кровь! — воскликнул Розамбер.
— Видите, Фоблас, каковы плоды преступной страсти, — сказал дю Портай. — Завтра шесть порядочных людей будут драться из-за маркизы де Б.! Завтра, какой бы исход ни имела дуэль, мы с графом понесем наказание за то, что потворствовали вам; я говорю, мы понесем наказание, потому что, хоть я много раз участвовал в дуэлях, я знаю, до чего ужасно спасать свою жизнь ценой жизни человека, нередко уважаемого! Мы вскоре прольем кровь людей, может быть, не знакомых нам и не причинивших нам никакого зла.
— Ах, господин дю Портай, меня тоже можно пожалеть! Я дерусь с маркизом, перед которым очень виноват.
— Странно, — прервал меня Розамбер, — что в этой истории я на вашей стороне! Очень странно, что я дерусь за вас, хотя именно вы отняли у меня любовницу! Но довольно рассуждений. Нельзя терять времени. Если мы не будем убиты, нам завтра же, в шесть часов, придется уехать из страны.
— Французы! — воскликнул дю Портай. — Вы дали мне приют, а мне придется покинуть вас, нарушив самый мудрый из ваших законов!
— Господа, — продолжал Розамбер, — куда же мы уедем?
— В Германию! — сказал я, не раздумывая.
— В Германию, если вы согласны, — поддержал меня дю Портай.
— Пожалуй, хоть в Германию, — вздохнул граф.
Мы подъехали к нашему дому. Аделаида и барон уже поднимались по главной лестнице. Дю Портай поспешил догнать их, думая, что я последую за ними. Но я задержался с Розамбером.
— Далеко ли вы теперь?
— К Дерневалю. Друг мой, займитесь всеми необходимыми приготовлениями для нашего бегства.
— Но разве вы не появитесь вечером?
— Ничего точно не знаю, может быть, я вернусь только к четырем утра.
Я ушел в ту минуту, когда дю Портай вернулся, чтобы позвать меня к отцу.
Я ворвался к Дерневалю с таким встревоженным видом, что он спросил меня, какая беда со мной приключилась.
— Друг мой, завтра я дерусь на дуэли, завтра я умру, или Софи вместе со мной покинет Францию! Нужно, чтобы почтовая карета, в которой вы собираетесь увезти Доротею, унесла мадемуазель де Понти.
Дерневаль удивился. Остаток дня мы занимались приготовлениями, необходимыми для осуществления нашего смелого плана. Я мог бы вечером зайти домой, но боялся, что барон удержит меня. Около полуночи я, собираясь в монастырский сад, спрятал шпагу под широкий плащ. Дерневаль принял ту же предосторожность. Мы вышли из его дома в сопровождении трех слуг, по словам моего друга, верных и храбрых. Придя к ограде монастыря, мы бросили в сад большой сверток с мужской одеждой для наших возлюбленных. Слуги привязали веревочную лестницу; мы приказали двоим из них караулить, а третьему отправиться за почтовой каретой и привезти ее ровно к четырем часам утра.
Мы забрались в сад. Дерневаль и Доротея оставили меня с моей милой кузиной в закрытой трельяжами аллее. Мы сели у подножия каштана, покровителя любви. Я молча смотрел на Софи и обливал ее руки слезами.
— Что значат это молчание, эти слезы? — спросила она.
— Софи, мои слезы означают ужасное несчастье! Ты знаешь, что Доротея покидает нас.
— Да, но из-за нас ее отъезд отложен на один день.
— Нет, моя Софи, нет, они не откладывают свое бегство. Дерневаль похищает ее сегодня ночью.
— Сегодня ночью?
— Да. Я не могу видеться с тобою в приемной, я не буду приходить в сад, мы разлучимся навеки! Софи, нам предстоит провести вместе последнюю ночь!
— Последнюю! — воскликнула она печально.
— Да, последнюю! Доротея уезжает, Доротея покидает тебя. Она жертвует всем ради своей любви к Дервевалю. Дерневаль счастливее меня!
— Ах, мой друг, как вы можете желать счастья, которое лишит меня покоя?
— Софи, мы проводим вместе последнюю ночь!
— Друг мой, проведем ее так, чтобы завтра нам не в чем было упрекнуть себя!