Любовные похождения шевалье де Фобласа

Куда увез ее Ловзинский? Почему он похитил ее? Какая веская причина заставила прибегнуть к этой крайней и опасной мере Ловзинского, от природы кроткого и сострадательного, Ловзинского, сердце которого знало необоримую власть напрасно подавляемой страсти? Неужели безутешный супруг Лодоиски мог быть безжалостным отцом? И неужели наш брак не исправил того, что он называл моим безумием? Чего еще могла требовать честь его дома? Наконец, разве не благодаря моим проступкам он вновь обрел свою очаровательную дочь? И неблагодарный осмелился похитить ее у меня! И варвар не побоялся принести ее в жертву! Да, конечно, принести в жертву... Сраженная ужасным ударом Дорлиска, несчастная Дорлиска... О Софи, я знаю, если тебя уже нет на свете, ты, послав мне свое последнее прости, унесла с собой мою надежду. Я тебя не переживу! Я не замедлю последовать за тобой! Вскоре вдали от завистливого мира, вдали от отцов, лишенных естественных чувств, свободный от тиранического бремени приличий и несносного ярма предрассудков, я, довольный и умиротворенный, воссоединюсь с моей счастливой и утешенной супругой. Вскоре посреди невозмутимого покоя Элизиума, обещанного истинным влюбленным, наши слившиеся воедино души будут упиваться наслаждением вечной любви.

Так в тиши ночей мое горе питалось мыслями, которые только увеличивали его. День приносил некоторый отдых. Мой отец, встававший с зарею, то и дело повторял мне свои обещания и говорил о средствах, которые думал употребить, чтобы найти мою жену, и, не сомневаясь в успехе, запрещал впадать в отчаяние. В силу непреложных и благодетельных законов природы несчастье порождает веру. Очень редко надежда покидает смертного, и чем сильнее его страдания, тем легче убедить его, что скоро им придет конец.

Часто, взволнованный тревожным подозрением, я спрашивал отца, что думает он о молодом человеке, крик которого еще звучал в моих ушах. Де Белькур не знал, что сказать и тогда, когда я просил его объяснить, каким образом незнакомец выследил нас, как он нашел нас в Люксембурге и что руководило им; где он познакомился с Софи и почему Софи никогда о нем не упоминала.

Порой, вспоминая множество событий, заполнивших шестнадцатый год моей жизни, я думал об интересной красавице, благодаря которой начало моей сердечной жизни, усыпанной столькими цветами, было таким сладостным. Бедная маркиза де Б.! Что с ней сталось? Может, ее заточили в монастырь?2 Может, она умерла? Справедливый читатель, я взываю к вам. Разве мог я без слез думать о судьбе несчастной женщины, виновной лишь в том, что она слишком любила меня?

Следует также сказать, что славный доктор продолжал доставлять мне целительные развлечения. Каждое утро он спрашивал, не мучило ли меня привидение; каждый вечер он советовал мне принимать его превосходное питье, но, как ни упрашивал его я, он никогда не соглашался сам давать мне лекарство. Я очень удивлялся, что отец избрал такого странного эскулапа, верившего только в свою микстуру и в привидения. Вот что ответил мне на это господин де Белькур. Лучший врач Люксембурга, с которым он посоветовался по поводу моего здоровья, велел давать мне известные лекарства и увезти из города. Другой доктор, господин Депре, узнавший, что решено отправить больного в деревню, едва это окажется возможным без ущерба для его здоровья, на третий же день явился к барону и предложил свои услуги и свой дом. Знаменитый врач, одобрив выбор места, не пожелал опуститься до ненужного соперничества с неизвестным собратом. Чтобы примирить их, де Белькур принял услуги одного и дом другого.

Итак, меня лечил известный люксембургский врач, а услуги скромного доктора из Хольриса ограничивались лишь тем, что он отдал нам за большую плату свой дом. Я мог бояться его привидений, но мне нечего было страшиться его предписаний.

Через неделю мы получили первые обнадеживающие известия. Дюпон, тот из слуг, которого мой отец отправил по Парижской дороге, написал, что при выезде из Люксембурга он на первом же почтовом дворе узнал, что там недавно дали лошадей пожилому господину и заплаканной девушке. Дюпон не сомневался, что это были мой тесть и моя жена, он следил за ними до станции Сент-Менегульда, но там упал с лошади и вывихнул ногу. Несчастный случай помешал ему тотчас же сообщить нам эту новость.

Де Белькур, стараясь всячески поддержать меня, заметил, что нам теперь будет легче заниматься поисками, так как Софи находится во Франции и, скорее всего, в столице.

— Дю Портай, — прибавил он, — понял, что спокойно может вернуться в Париж, где его знают немногие, и он наверняка полагает, что, даже если мы откроем его убежище, то не посмеем вернуться домой.

— Я посмею! — воскликнул я. — Еще как посмею и скоро я обниму мою Софи!