— Хорош вопрос! Да просто потому, что я приношу себя в жертву. Я должна остаться, чтобы вы могли ехать. После концерта я увезу вашего отца к себе и задержу его до утра при помощи одного средства, догадываться о котором предоставляю вам, молодой человек. Барон не воспротивится, он знает об отъезде госпожи де Линьоль и не побоится оставить вас. Господин де Белькур пробудет у меня, даю вам слово, весь завтрашний день; я постараюсь, чтобы он вернулся не раньше полуночи. На всякий случай приезжайте завтра ко мне в девятом часу вечера, вы успеете. После обеда, который, по моей просьбе, подадут раньше обыкновенного, мы с вашим отцом уедем, а моя Агата причешет и переоденет вас. А теперь возьмите фиакр и поспешите к маркизе д’Арминкур... И не потеряйте ее адреса.
— Не бойтесь!
— Вы тронетесь в путь, видимо, около шести и очутитесь в Гатине достаточно рано, чтобы насладиться прелестной ночью. Утром вы вместе с госпожой де Линьоль будете присутствовать на празднике... Во время приема крестьян вы заметите, что она бледна, несколько утомлена и что ей хочется спать, а не думать о своих вассалах и гостях. Но что же делать, приходится чем-то жертвовать ради удовольствий! Я заранее предвижу, что ее побледневшее, утомленное личико покажется вам еще милее. Вы тоже будете наказаны. Любовник вроде Фобласа постоянно испытывает голод, а между тем, сударь, вам придется отказаться от праздничного обеда. Я в отчаянии, но что делать? Ровно в два часа вы должны сесть в почтовую карету. Шевалье, не опоздайте, смотрите, не уступите мольбам вашей неосторожной любовницы, не подведите меня, не лишите себя помощи единственного сострадательного друга, друга, который...
Тут вернулся отец, и баронессе пришлось сменить тему. Сначала всё шло так, как предсказала госпожа де Фонроз. В пятом часу Фоблас преобразился. Ровно в пять мадемуазель де Брюмон слегка коснулась краешком губ острого подбородка старой маркизы, которая возвратила этот так называемый поцелуй с досадной медлительностью, окинув юную девицу крайне любопытным взглядом. Зато мадемуазель де Брюмон крепко и звонко поцеловала высокую, тонкую, стройную девушку, на пятнадцатилетних щечках которой горели краски природы и стыдливости.
— Какая хорошенькая девушка, маркиза.
— Это кузина вашей подруги, мадемуазель де Мезанж. Я взяла ее из монастыря, чтобы отвезти на праздник. Кстати, вы не были вчера с графиней в Булонском лесу?
— Нет, маркиза. Значит, мадемуазель едет с нами? Тем лучше.
— Вы не были в Лоншане?
— Нет, маркиза. Я рада, что мадемуазель де Мезанж едет с нами.
— А между тем я видела вчера одну личность, очень похожую на вас, — продолжала болтунья.
— Где же, маркиза?
— Да на гулянье...
— Возможно... Поистине очаровательная девушка. Но ее пора уже выдать замуж..
— Мы об этом подумываем, — сказала старуха.
— А вы? — спросил я у молоденькой девушки.
— Я? — ответила Аньеса36
, смущенно потупив глазки и скрестив руки гораздо ниже груди. — Я? Ну, я не думаю о замужестве; это меня не волнует. Однако мне сказали, что уведомят меня, когда будет пора. Я очень просила, чтобы это сделали заранее.— Да-да, — воскликнула маркиза, — мы вас предупредим! Кстати, с вами побеседует об этом мадемуазель де Брюмон. Завтра же! Не правда ли, мадемуазель? Я не хочу, чтобы с ней приключилось то же несчастье, что и с моей прелестной племянницей. Право, с ней может случиться та же беда, она ничего не знает, — прибавила старуха шепотом, — совсем ничего, я поручаю вам просветить ее.
— С превеликим удовольствием.
— Однако не теперь. Когда настанет время, я попрошу вас употребить для этого ваши таланты.
— Прошу вас, маркиза, располагайте мною.
— Да, я надеюсь, что вы никогда не откажетесь услужить мне подобным образом. Я не знаю девушки более любезной, чем вы.
Садясь в карету, я полюбовался тонкой щиколоткой де Мезанж и ее крохотной ножкой.
Экипаж тронулся. В дороге я не мог не заметить через неверную газовую вуаль нечто очень привлекательное и не подумать, что тому, кто первый почувствует трепет наслаждения этой юной груди, очень повезет. Однако я с истинной печалью сделал и другое открытие: даже для такого невинного и наивного создания, какой была Аньеса, ее лицо было чересчур застенчивым и глупым, чтобы возбуждать, и что-то подсказывало мне, что любовь, обыкновенно очень быстро преображающая девушек, вряд ли прибавит ей ума37
.