Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Спокойна? Не может быть. Ты никогда мне не лгала, а теперь лжешь. Послушай, Элеонора, я тебя люблю как родную дочь. Я всегда боготворила тебя, может быть, боготворила слишком сильно, я баловала тебя, но вспомни, в серьезных вопросах я всегда старалась внушать тебе наилучшие правила поведения. Дочь моя, сегодня ты должна наградить добродетельную девушку...

— О, не напоминайте мне об этом! — воскликнула Элеонора, бросаясь в объятия тетки. — Прошу вас!

Тон ее взволновал меня, и я заметил:

— Маркиза, меня, меня одного вы должны упрекать! Простите ее, сжальтесь, не вините!

— О дети, дети, — вздохнула старуха, — если вы хотите растрогать вашу тетку, это нетрудно. Меня можно заставить плакать так же легко, как смеяться. Ну, хорошо, поплачем вместе. Однако, племянница, вспомните прошлый год! В этот самый день я сказала: «Элеонора, я очень довольна тобой, помогать бедным — приятный долг, однако этого мало. Скоро для тебя наступят другие времена, которые приведут новые обязанности. Поначалу они, наверное, очаруют тебя, но, может быть, потом станут в тягость».

Графиня внезапно выпрямилась и сказала самым оживленным тоном:

— Поначалу тебя очаруют! Могли ли они меня очаровать? Я их не знала. Увы, невинное создание радостно повели на заклание, и оно дало обещание, смысла которого не понимало. Маркиза, вы говорите мне о долге, но неужели вы осмелитесь утверждать, что исполнили ваш долг по отношению ко мне? Когда мои родные, восхищенные внешними преимуществами этого рокового брака, представили вам де Линьоля, вы защищали меня, я это знаю, знаю, что ваше согласие было, так сказать, вырвано силой, но что значило ваше слишком слабое сопротивление? Не следовало ли вам подкрепить его моим упорством, не следовало ли вам отвести меня в сторонку и прямо сказать: «Бедная девочка, тебя хотят принести в жертву, тебя, неопытную, обманывают блестящими обещаниями. Неужели ради пустого удовольствия на несколько месяцев раньше появиться при дворе, начать показываться на балах, в столичных театрах и так далее ты согласишься потерять самую драгоценную свою свободу, единственную истинную свободу женщины — право распоряжаться своим сердцем и самою собой? Неужели тебе так плохо со мной? Неужели ты так торопишься покинуть меня? Теперь не время почитать неведение за добродетель, и так как твои родные хотят злоупотребить твоей невинностью, я должна тебя просветить. Когда девушка, по натуре живая, чувствует весною волнение при виде пробуждения природы, когда она начинает задумываться и уверяет, что ее терзает тайная тревога, когда она жалуется на непонятный недуг, все говорят, что ей нужен муж. Но я тебя знаю, я видела, что ты отвечала привязанностью на привязанность, что ты платила мне благодарностью за мои заботы, любила меня так же нежно, как я любила тебя, что ты оплакивала несчастия вассалов и даже горе чужих людей, а потому думаю, что природа, кроме кипучей живости, даровала тебе нежную чувствительность. Поэтому, мне кажется, тебе нужен не просто муж, но возлюбленный. Тем не менее твои родные настойчиво хотят выдать тебя за де Линьоля. Тебе не минуло еще шестнадцати, ему перевалило за пятьдесят. Твоя молодость едва расцветет, когда его осень уже закончится. Как все старые гуляки, он сделается хилым, слабым, жестоким, ворчливым, ревнивым и, в довершение несчастий, может быть, раз шесть в год тебе придется с отвращением сносить его ласки...» Ведь вы, тетушка, не могли угадать, что я найду утешение в моем горе, а именно: что мой так называемый муж никогда не сможет стать моим мужем по-настоящему?

— Никогда, племянница! — воскликнула маркиза со слезами.

— Никогда, тетушка!

— Какой гадкий человек!

— Вы не могли этого угадать, поэтому вам следовало сказать мне: «Раз шесть в год тебе придется с отвращением ему отдаваться, и при этом, если ты встретишь молодого человека, привлекательного, умного, сердечного, достойного тебя во всех отношениях, ты будешь обязана оттолкнуть его оскорбительные для тебя любезности, его соблазнительный образ. Для того чтобы остаться добродетельной, тебе придется постоянно подавлять самую сладкую склонность твоей души, нарушать самый священный из законов природы, иначе тебе непременно будут кричать ужасные слова: клятвы, долг, преступление, несчастье! Так ты будешь томиться лет тридцать или более, в жестоких лишениях вынужденного воздержания, исполняя еще более жестокие обязанности тиранического брака. Если ты не устоишь против соблазна непобедимой любви, тебя, вероятно, запрут в монастырь, и ты погибнешь там, раздавленная презрением общества и ненавистью твоих родных». Если бы вы поговорили со мной таким образом, я закричала бы: «Мне не нужно вашего де Линьоля! Лучше умереть, лучше остаться в девках!..» И тогда меня не выдали бы насильно замуж. Меня скорее убили бы, чем отвели к алтарю!