Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Де Линьоль никогда не был мужем своей жены, — сказала она, — никогда. Между тем, барон, она ждет ребенка; это известно вам из ее же собственного признания; она с такой же откровенностью объявила бы об этом и своему мужу, если бы маркиза д’Арминкур не остановила ее. Теперь необходимо спасти неосторожную женщину, которую стоит пожалеть. Существует лишь одно средство выручить ее, а именно: заставить графа сделаться ее мужем по-настоящему. Но уговорить госпожу де Линьоль очень трудно. В целом мире только отец ее ребенка может принудить несчастную мать принять решение, для которого понадобится большое мужество. Это понимает всякий, кто знает мужа и возлюбленного графини. Предупредят доктора, доктор произнесет известный приговор, тетка будет настаивать на его исполнении. Но все будет напрасно, если мадемуазель де Брюмон не поддержит госпожу де Линьоль. Итак, барон, позвольте мне завтра утром явиться за вашим переодетым сыном и отвезти его к графине. Мадемуазель де Брюмон останется там до вечера, я сама привезу ее обратно. Однако на следующий день она снова на некоторое время вернется в дом графа. Бедной женщине будет необходимо утешение ее подруги. Но даю вам слово: ваш сын вернется домой уже к обеду.

Де Белькур погрузился в серьезные размышления и некоторое время молчал.

— Баронесса, — сказал он наконец, — обещаете ли вы мне ни на минуту не оставлять моего сына?

Де Фонроз дала слово. Отец обратился ко мне:

— Еще дважды вы наденете платье мадемуазель де Брюмон, но помните, что после этого вы навсегда забудете о нем.

Баронесса простилась с нами. Приблизительно через четверть часа после ее отъезда де Белькуру подали письмо, пришедшее по городской почте. Барон прочитал записку, и его лицо омрачилось, он несколько раз выразил негодование, повторяя:

— Действительно, это очень похоже на правду!

— Вы получили неприятное известие, отец?

— Да, неприятное.

— Дело касается Софи?

— Нет.

— Моей сестры?

— Нет. Прощайте. Спите хорошенько, хотя, как вы уверяете, вы отлично провели прошлую ночь. Сын мой, завтра и даже послезавтра вы наденете обманчивое платье, я позволил вам это, но запомните: вы явитесь в виде мадемуазель де Брюмон в последний раз. В последний раз, понимаете?

На следующий день мы с баронессой в двенадцатом часу приехали к графине де Линьоль. Мой доктор недолго заставил себя ждать. Никто не узнал бы в докторском наряде друга шевалье де Фобласа. Это уже не был изящный молодой человек, легкомысленный, блестящий, полный огня, любезности и остроумия; к де Линьолю явился милый доктор, любезный, почти обольстительный, слащавый, как все наши медики. Он прямо подошел к Элеоноре.

— Вот и больная, мне незачем ее показывать! Однако что это за болезнь? Где кроется она? Ее не видно в этом личике, в этих глазах! Я вас спрашиваю, не безумие ли это? Нужно хорошо знать хитрую болезнь, чтобы найти ее причину. Но погодите, мы ее прогоним... Господин граф видел новую пьесу?.. Она никуда не годится! Я не видел, у меня нет ни минуты покоя, толпа больных осаждает меня, впрочем, это довольно естественно — людям не хочется, чтобы их хоронили. Ну, посмотрим ваш пульс. Ах, какая хорошенькая ручка, очаровательная ручка! — С этими словами Розамбер поцеловал руку графини.

— Что вы делаете? — засмеялась графиня.

— Да, я знаю, другие щупают пульс, а я его слушаю; я мог бы даже разглядеть его биение сквозь вашу тонкую кожу.

Маркиза д’Арминкур. Какой веселый доктор! (Тихо Фобласу.) Благодарю вас, наверняка это вы уговорили мою племянницу принять единственное решение, которое может ее спасти. Если к этому благодеянию вы прибавите другое, а именно: никогда более не увидитесь с ней, я скажу, что, несмотря на все ваши заблуждения, вы честный человек.

Розамбер. Толкуют о войне. Император строит завоевательные проекты. Если бы я был на месте султана, я собрал бы пятьсот тысяч человек и переправился через Дунай... Он неспокоен, прекрасная дама.

Графиня (смеясь). Кто, султан или Дунай?

Розамбер. О, мы вас вылечим, вы любите посмеяться! Я говорю о вашем пульсе, моя прелестная пациентка, что-то заставляет его биться чаще... И я осадил бы Вену. Мне кажется, графиня жалуется на тошноту?

Графиня. Вы ошибаетесь, доктор, я чувствую боль в сердце и тошноту, но не жалуюсь...

Розамбер. Однако следует остерегаться, с сердцем не шутят! Это благородный орган. Вы понимаете, что, предприняв осаду, я хотел бы одержать и победу. Одержав победу, я направился бы прямо в Санкт-Петербург, к этой честолюбивой императрице. Хорошо ли она спит?

Мадемуазель де Брюмон. Доктор, честолюбивые люди никогда не спят.

Розамбер. О, я говорю о графине!