Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Фоблас, не удивляет ли вас моя печальная судьба? Когда-то в деревне Хольрис вы видели меня на ложе позора, теперь — на ложе смерти. И опять, как тогда, жестокая судьба разрушила все мои планы в то самое мгновение, когда они должны были прийти к счастливому завершению; и сейчас, как и тогда, я хочу вам открыть всю мою душу. Когда вы меня выслушаете, когда вы меня узнаете, главное же, когда вы сравните мои мимолетные наслаждения с моими продолжительными муками, мои первые слабости с моей последней борьбой, наконец, мои заблуждения с наказанием за них, я не сомневаюсь, Фоблас, вы скажете, что ваша возлюбленная всегда была скорее несчастной, чем виновной, и умерла, достойная скорее сострадания, чем хулы. К чему вспоминать о первых счастливых днях нашей любви? Правда, в то время для твоей возлюбленной текли светлые дни, но как скоро тревога отравила их, как скоро ты изменил мне, как скоро наступила темная пора! Ах, кто согласится заплатить такую цену за наслаждения? Кто? Я, Фоблас, я! Умирая, я все еще чувствую, как меня сжигает пламя, неугасимое, непобедимое пламя. Наверное, я одна такая в целом мире. О, я не забыла твоей любви к Софи, ее рокового похищения и того страшного дня, когда я увидела моего возлюбленного и мою соперницу перед алтарем; я не забыла ужас страшной ночи, не забыла, как твой коварный друг унизил меня, положив начало моим истинным страданиям. Фоблас, в мой последний час, призывая в свидетели Бога, который слышит меня, клянусь, что Розамбер заслужил смерть. Прежде чем граф опозорил меня в твоих глазах, он недостойным образом клеветал на меня. Да, я была очарована его блестящими достоинствами, я обращала на него больше внимания, чем на всех других молодых людей, и выказывала ему заметное предпочтение. В нем могли зародиться самые смелые надежды, но, мне кажется, они никогда бы не оправдались. Не думай, Фоблас, что я хвастаю своими принципами, стыдливостью, целомудрием, всеми теми добродетелями, к которым предусмотрительно приговорили слабый пол. Когда ты явился, от них не осталось ничего, кроме видимости!.. Что тут скажешь, мой друг? Благодаря случайности я занимала высокое положение в обществе и, кроме того, от природы обладала живым характером и горячим сердцем; может быть, я была рождена для честолюбия, но я встретила тебя — ты меня увлек, я отдалась заблуждениям любви.

Да, коварный Розамбер разрушил в Люксембурге все мои намерения. Я знаю, мои планы могли казаться преступными, но, во всяком случае, они не зародились бы у женщины без великодушия, без мужества, у обыкновенной женщины, влюбленной в заурядного человека. Розамбер уничтожил их... Я решила, что не смею отдать в твои объятия женщину, которая сама себя презирает. И тогда, понадеявшись на свои силы или, вернее, не зная непреодолимой власти чувства, уверенная, что справлюсь со своим огромным сердцем так же, как справлялась с мелкими дворцовыми интригами, я дала клятву жить только ради мести и ради твоих успехов. Прежде всего я должна была вытащить тебя из тюрьмы; ты не томился бы в Бастилии четыре месяца, если бы мои враги не мешали мне действовать. Господин де ***, благодаря мне занявший высокий пост, был настолько неблагороден, что согласился спасти тебя при условии, которое чуть было не сделало невозможным твое освобождение! Ты сам поймешь, до чего жертва была тяжела: речь шла о твоем освобождении, а я колебалась несколько дней! Друг мой, повторяю, я не хочу восхвалять ни мою порядочность, ни вообще женскую добродетель, однако, заметь, какая разница существует между принципами, чувствами, склонностями женщин и мужчин! До чего ты, Фоблас, был далек от моей любви. Ты всегда делил свои чувства между несколькими возлюбленными, и при этом не брезговал и всякой случайной встречной, а госпожа де Б., несчастная уже оттого, что ради оправдания ей пришлось уступить притязаниям мужа и выполнять постылые обязанности, невыразимо страдала в тот роковой день, когда для твоего спасения уступила безумным желаниям нелюбимого и жестокого человека! Да, мой друг, да, я отдалась господину де ***! Я хотела признаться тебе в этом только перед смертью, и пусть мое постыдное признание послужит самым красноречивым доказательством моей безграничной к тебе любви.

Ты вышел на свободу. Я решилась вновь увидеть тебя... решилась. Это было моей первой ошибкой. Она повлекла за собой и мои последующие заблуждения, и мою трагическую гибель.

Четыре месяца я не видела тебя, я думала, что разлука исцелила меня от роковой страсти; по крайней мере, я надеялась на это, когда позвала тебя к де Мондезир. Во время нашего первого свидания твое присутствие уже не волновало меня так, как раньше; я без досады говорила с тобою о Жюстине, без особой горечи упоминала о графине, обсуждала Софи — без смущения, без гнева, без ревности. Я совершенно искренне сообщила тебе о своих похвальных намерениях, как мне казалось, неизменных, и я рассталась с тобою, радуясь в душе, что питаю к Фобласу только дружеское расположение.