Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Маркиз, молю вас, успокойтесь! Граф, вы не будете драться, я не позволю!

— Оставьте, Фоблас, — сказал Розамбер. — Мне очень жаль, что я принужден обнажить шпагу, но это было неизбежно. К тому же произойдет не дуэль: мы просто скрестим шпаги! Я очень счастлив, так как узнал от маркиза много презабавных вещей.

— Если ты сейчас же не станешь в позицию, — закричал окончательно вышедший из себя де Б., — я буду повсюду говорить, что ты трус, и немедля рассеку твою физиономию.

— Рассеку твою физиономию! — Розамбер опять рассмеялся. — Ах, как будет жаль: никто больше не узрит в моих чертах тех злых шуток, которые я позволяю себе относительно честной, добродетельной женщины, полной любви к своему мужу... Я прав, господин маркиз?

Чтобы освободиться от меня, Розамбер, все так же смеясь, отступил на несколько шагов назад и сейчас же снова вернулся к де Б. со шпагой в руке.

Они бились с ожесточением, и это продолжалось несколько минут. Ах, если бы маркиз был побежден, это избавило бы меня от таких несчастий! Но упал граф.

— Небо всегда справедливо! — воскликнул де Б. — Да погибнут все люди, оскорбляющие меня, все люди с лживыми физиономиями! Я немедленно пришлю сюда необходимую помощь. Останьтесь с ним, Фоблас. И посмотрите, что значит лицо: его черты уже совершенно изменились.

Он ушел. Граф, лежавший на земле, знаком попросил меня нагнуться к нему и еле слышным голосом сказал:

— Друг мой, я серьезно ранен, не думаю, что на этот раз мне удастся выкарабкаться. Фоблас, скажите маркизе де Б., что, умирая, я раскаялся в моих жестоких поступках относительно нее... более жестоких, чем вы думаете... Фоблас, на самом деле...

Розамбер не договорил: он потерял сознание.

Шум поединка привлек публику; я и еще несколько человек пытались остановить кровь, лившуюся из раны моего бедного друга; наконец явились и доктора. Графа отнесли к нему домой. Какое зрелище для молодой жены! Рану Розамбера осмотрели, и хирурги произнесли весьма неутешительные слова:

— Мы ни за что не можем отвечать до третьей перевязки.

Я вернулся домой совершенно расстроенный, воображение рисовало мне роковые картины.

— Отец, он умирает!

— Кто?

— Де Розамбер. Маркиз серьезно ранил его.

— Маркиз! О, лишь бы он больше никого не трогал! Какое печальное происшествие, происшествие роковое, фатальное! Оно снова привлечет к вам внимание света.

— Ах, брат мой, — сказала Аделаида, смягчая нежными ласками свое жестоко-справедливое замечание, — я не знаю точно, что вы делаете, но вижу, что с некоторых пор с вами случаются только несчастья.

Ужасный вечер! И какая долгая ночь последовала за ним! Какие страшные видения54 возмущали мой тяжелый сон! Едва закрыв глаза, я увидел всякие ужасы: шпаги, свистевшие над моей головой, кровь на моей одежде, пылающее небо, разлившуюся реку со множеством обломков в ее волнах, а между ними чей-то труп. Смерть всюду окружала меня. Я просыпался с замиранием сердца, холодный пот покрывал мое лицо. Чтобы избавиться от жутких картин, я обращался мыслями к счастливому завтра, к пятнице, которая обещала мне несколько приятных мгновений в обществе виконта де Флорвиля и страстный вечер в жарких объятиях Элеоноры. Но напрасно я старался исцелить воображение, пораженное зловещими предчувствиями. Оно отталкивало все утешительные мысли, и снова и снова мою душу переполняла глубокая печаль. Увы, действительно наступила пятница, которой я ждал с таким нетерпением, ужасный день, а за ним последовал другой, еще более страшный!

Утром я отправился к графу. Он очень беспокойно провел ночь. Я вернулся к нему после обеда, ему сделали первую перевязку, и доктора еще не решались сказать, что рана не будет смертельной.

В семь часов вечера я оставил Розамбера, чтобы поспешить на Паромную улицу. Там я увидел не виконта де Флорвиля, а маркизу де Б., маркизу, сиявшую, как в дни Лоншана, блеском своего наряда. Как она была хороша!

В порыве восхищения я бросился к ее ногам; маркиза смотрела на меня скорее с удовольствием, чем с гордостью; казалось, ее опьяняло не удовлетворенное самолюбие, а более сладкое чувство. Маркиза не спешила меня поднять.

— Милая маменька, вы приехали сюда в таком заметном костюме! Как вы могли поступить так неосторожно?

— Что же мне было, совсем не приезжать? — ответила она. — Я вернулась прямо из Версаля в известном вам виски со мною был только Депре. Кроме того, сейчас уже темно, и я вышла из экипажа на другой улице.

— Значит, здесь есть потайная дверь?

— Да, мой друг.

— Милая маменька, позвольте мне поблагодарить вас: бумаги, обещанные вами...

— Произвели надлежащее действие?

— Да, и отец уже не хочет ехать со мной на поиски Софи. Однако меня беспокоит одно обстоятельство; мне не хочется так скоро покинуть Париж. Нельзя ли отложить мой отъезд на несколько дней?

— Напротив! — воскликнула она. — Боюсь, вы получите приказ уехать еще раньше. Поговаривают о скорой войне; почти все офицеры уже отправились в полки. Я с большим трудом добилась для вас двухнедельной отсрочки.

— Боже, как я...

Она быстро прервала меня: