Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Да, мой друг, Софи так же чиста, как Аделаида (хотя ее сердце и пробудилось чуть раньше), и она единственная и любимая подруга моей сестры. Их непорочные сердца почувствовали влечение друг к другу и слились воедино. Аделаида, лишенная матери, думает только о своей подруге, живет только ею; дружба, чистая и горячая, спасла их от опасностей, которым, как вы справедливо заметили, подвергаются юные, пылкие и любопытные девушки, живущие в постоянной тесной близости между собой. В последнее время я нарушил дружбу двух подруг. Всё позволяет надеяться, что мне посчастливилось стать предметом привязанности моей милой кузины. Любовь пока еще пощадила Аделаиду, — я взглянул на Персона, — не послав того, кто покорил бы ее сердце, и моя сестра перенесла на Софи все свои нежные чувства. Горечь ее жалоб доказывает, как она любит свою подругу.

— И в то же время она уверила нас, что счастье на вашей стороне! Право, Фоблас, если Софи так же мила и хороша, как Аделаида, я вас поздравляю.

— Она лучше моей сестры, мой друг, гораздо лучше.

— В это трудно поверить.

— О, она лучше, вот увидите! Лучше! Вообразите себе...

— Тише, тише, не горячитесь! Ответьте мне, пылкий юноша, раз у вас есть такая прелестная возлюбленная, зачем вы похитили мою? Если Фоблас так полюбил монастырскую приемную, зачем мадемуазель дю Портай ночевала у маркизы? Каким образом примирили вы все это?

— Но, Розамбер, это немудрено!

— Да, и весьма приятно, в этом я с вами полностью согласен...

— Вы смеетесь! Выслушайте меня, мой друг. Вы знаете, как все произошло?

— Да уж, могу себе представить!

— Ах вы насмешник, выслушайте же меня! Я воспитан почти так же, как моя сестра, и неделю тому назад был так же невинен, как она. Не я овладел госпожой де Б.: она сама отдалась мне. Меня можно простить.

— Согласен, тот первый раз можно понять, но вы, по крайней мере, могли не возвращаться к ней! Что вы скажете о маскараде?

— Скажу, что меня заставили ехать в собрание... И потом, мне всего шестнадцать лет, я молод и пылок.

— Ах, Софи, бедная Софи!

— Не жалейте Софи, я ее обожаю. И при этом, Розамбер, я знаю, что только законные узы могут соединить меня с ней.

— Похоже на правду.

— Да, и пока брак не соединит нас, я буду оберегать невинность моей Софи.

— Поживем — увидим.

— Между тем воздержание покажется мне тягостным.

— Еще бы!

— Моя горячая натура заставит меня иногда увлекаться.

— О, несомненно!

— Порой я буду неверен моей милой кузине.

— Это более чем вероятно.

— Но, заключив счастливый брак...

— Ах, да!

— Тогда, моя Софи, я буду любить только тебя.

— Смелое утверждение!

— Я буду любить тебя всю жизнь!

— Сильно сказано.

Розамбер ушел. Жасмен, у которого я, вернувшись, спросил, принесли ли мое платье, ответил, что никого не видел; я до вечера ждал посыльного, но никто не пришел. Я беспокоился, потому что в кармане моего камзола лежал бумажник, а в нем — два письма: одно из провинции от старого слуги, поздравлявшего меня с Новым годом, другое (которое мне не хотелось потерять) — от маркизы, и в этом письме, как известно читателю, госпожа де Б. обращалась к мадемуазель дю Портай.

На следующее утро я получил мое платье, но, к моему ужасу, бумажник исчез. Вскоре пришла Дютур и заставила меня обо всем забыть: она подала мне новое письмо от маркизы. Я поспешно распечатал его и прочел:

Сегодня вечером, ровно в семь часов, придите ко входу в мой дом. Можете не опасаясь последовать за женщиной, той, что, приподняв вашу шляпу, которую вы должны надвинуть на глаза, назовет вас Адонисом. Не могу вам писать обстоятельнее: с самого утра мне надоедают искусством физиогномики, а между тем не она меня волнует. О мой друг, вы в такой мере обладаете искусством нравиться, что, узнав вас, остается только любить и думать лишь о своей любви.