Любовные похождения шевалье де Фобласа

Пулавский велел мне подать руку Лодоиске, и мы поцеловали нашего отца; в эту минуту вернулся Тыцыхан. «Отлично, отлично! — воскликнул он. — Это именно то, чего я хотел, — я люблю свадьбы. Ну, папаша, давай я велю тебя развязать. Клянусь саблей, — продолжал татарин, в то время как его люди перерезали веревки, которыми был скручен граф, — я сделал доброе дело, но оно дорогого стоит. Два польских магната и красавица — мне заплатили бы за вас большие деньги». — «Тыцыхан, за этим дело не станет», — прервал его Пулавский. «О нет, нет, — ответил татарин, — это только так, к слову, привычная для разбойника мысль. Добрые люди, мне от вас ничего не надо. Больше того: вы не уйдете пешком, к вашим услугам хорошие лошади. А если вам угодно, я дам для этой девушки носилки, на которых меня самого носили дней десять-двенадцать. Этот малый так славно угостил меня, что я не мог сидеть на лошади... Носилки не очень хороши, они сделаны из палок, но я могу вам предложить только их или маленькую телегу, выбирайте». Мрачный Дурлинский не осмеливался выговорить ни слова; он сидел, опустив глаза. «Недостойный друг, — сказал ему Пулавский, — как ты мог решиться до такой степени злоупотребить моим доверием? Ты не побоялся моего гнева! Какой демон ослепил тебя?» — «Любовь, — ответил Дурлинский, — безумная любовь. Или ты не знаешь, до каких крайностей могут довести страсти человека, от природы неукротимого и ревнивого? Пусть, по крайней мере, этот страшный пример покажет тебе, что такая очаровательная и прелестная дочь, как твоя, — редкое сокровище, которое нельзя доверять никому. Пулавский, я заслужил твою ненависть, а между тем ты должен пожалеть меня. Я страшно виноват, но жестоко наказан. В один день я потерял положение, богатство, честь, свободу. Больше того, я потерял твою дочь. О вы, Лодоиска, вы, которую я так оскорбил, согласитесь ли вы забыть, как я преследовал и мучил вас, согласитесь ли вы милостиво и великодушно простить меня? Ах, если истинное раскаяние может искупить злодейство, то я не преступник; я хотел бы теперь же заплатить кровью за пролитые вами слезы! Подарите мне прощение, пусть в ужасном рабстве, уготованном мне, оно послужит утешением! Девушка прелестная, девушка, познавшая горе, знайте: как ни велика моя вина перед вами, я могу искупить ее одним словом. Подойдите, я должен открыть вам важную тайну».

Лодоиска доверчиво приблизилась к нему. Вдруг я увидел, что в руке Дурлинского блеснул кинжал. Я бросился к нему, но поздно — я успел отвратить только второй удар; моя невеста, пораженная прямо в сердце, упала к ногам Тыцыхана. В ярости Пулавский хотел отомстить за дочь. «Нет-нет! — воскликнул татарин. — Это слишком легкая смерть для негодяя». — «Ловзинский, — сказал мне бесчестный убийца, глядя с жестокой радостью на свою жертву, — ты так торопился соединиться с Лодоиской, что же ты не следуешь за ней? Отправляйся, мой счастливый соперник, отправляйся за ней в могилу! Пусть готовят мою казнь, она покажется мне сладкой: ты будешь мучиться ужаснее и дольше меня». Дурлинский не успел сказать больше ни слова: татары схватили его и бросили в горящие развалины. Что это была за ночь, мой дорогой Фоблас, сколько забот, сколько противоречивых чувств волновали меня! Я испытывал то страх, то надежду, то горе, то радость. После многих тревог и опасностей граф отдал мне Лодоиску, я уже упивался радостной надеждой, как вдруг ужасный злодей убил ее на моих глазах. Это было самое страшное мгновение в моей жизни! Но успокойтесь, мой друг: моя звезда, так быстро закатившаяся, воссияла вновь. Один из людей Тыцыхана знал хирургию. Мы позвали его, он осмотрел рану и уверил нас, что она совсем не глубока, — удар бесчестного Дурлинского, стесненного цепями и ослепленного своим горем, оказался недостаточно сильным.

Тыцыхан, узнав, что за жизнь Лодоиски нечего опасаться, простился с нами. «Я оставляю вам, — сказал он, — пять слуг, которых привез с собой Пулавский, провизию на несколько дней, оружие, шесть хороших лошадей, две крытые телеги и всех закованных в цепи слуг Дурлинского — их низкий господин погиб. Уже светает, я ухожу; не двигайтесь отсюда до завтрашнего дня, завтра я уйду в другие края. Прощайте, добрые люди, скажите вашим полякам, что Тыцыхан не всегда зол и что порой он одной рукой отдает то, что похитил другой. Прощайте». Он подал знак к отправлению. Татары переехали через подъемный мост и умчались прочь.