Люди идут по дороге

Парни под раскладушками
Сходят на ноль, на нет.
Ёлка в углу игрушками
Гремит, как костями скелет.

И какой-то подвыпивший скот

Бахрому абажура грызёт.
«Эй, — кричит мне, — Сергей-Воробей, —
Хочешь — пей, а не хочешь — не пей!»

Вот я флейту

           из футляра достал,
Пса погладил,
            туфель пнул под кровать:
«Я к вам в гости —
                 с самолёта на бал,
Я хочу вам сонату сыграть!»

Играю. Друзья-приятели

Укутаны в чёрный чад, —
Ножи от греха попрятали,
Гогочут, ревут, мычат.

И какой-то подвыпивший скот,

Весь в опилках, нечёсан, небрит,
По роялю половником бьёт
И об люстру стаканом стучит.

Он меня на виду у ребят

Сгрёб за шкирку — смельчак, удалец:
«Я теперь тут заместо тебя!
Это музыка наших сердец!»

По окуркам,

           по осколкам очков,
Спотыкаясь,
           Клавка кружится всласть.
Скатерть, сволочь,
                рвёт краями клыков:
«Это танец любви! Это страсть!»

Бемоли прыгают белками.

Диезы дают дрозда.
Хлебальники над тарелками
Гуляют туда-сюда.

И всё тот же мохнатый урод

Мне плечо сквозь рубаху грызёт,
Бельма щурит средь общей возни:
«Жрать охота, братан, извини!

Ты в Европах

            за большие средства́
Чувства в душах
              у людей пробуждал.
Ты уехал
        к ним на месяц, на два,
А сказал, что в ларёк побежал…»

«Мы скучали,

            мы так ждали тебя, —
Мишка с Гришкой
                мне с балкона кричат, —
Всё напрасно.
            Наше дело — труба,
Дым и пепел, туман, чёрный чад».

Мишка с Гришкой нахмурили лбы:

«Мы — солисты. Талант — это труд!»
И в кусок водосточной трубы
С двух сторон, надрываясь, орут.

«Да, таков твой родимый причал, —

Колька с Пресни сопит под столом, —
Ты нам нот не оставил. Ты знал,
То, что мы без тебя пропадём.

А теперь такова твоя роль, —

Чтоб долбать тебя мордой об стол!
Ты в Париж умотал на гастроль,
А сказал, что за хлебом ушёл.

Как играм мы, так и живём,

Так же держим приклад на плече,
Так же службу по жизни несём —
В том же самом скрипичном ключе!»

Колька свистнул в свисток: «Это «ми»!»

Он мне молнии мечет в упор
И над ухом цепями гремит:
«Это «ля», извиняюсь, мажор!»

Он зубами пролязгал ноктюрн,

Он с берданкой в обнимку застыл,
Он шепнул: «Всех вас, гадов, к ногтю́!»
И скворца на суку завалил.

Я сквозь слёзы исполнил запев

Про любовь, про судьбу, про печаль,
А друзья, от гульбы одурев,
Клонят головы: «Хватит, кончай!»

В небе радуга, вон, как удав,

Тихо дремлет в лазурной дали,
И ребята, от пьянки устав,
На полу среди польт полегли.

Сбившись с курса, упал у дверей

И сигналит мне друг мой, Степан:
«Мы от флейты устали твоей,
Убери её к чёрту, братан!»

Бобик руку мне, стар и сутул,

На прощанье лизнул и слинял,
И на клавиши лёг и уснул
Тот, который заместо меня.

Мишка с Гришкой, горбушку грызя,

Втихаря принимают по сто.
И заснули, затихли друзья.
Я играю. Не слышит никто…

1992