Люди идут по дороге

Мне страх царапает мозги, нутро кроит,
Душа продрогла, сердце ходит ходуном.
Мы взять хотели две поллитры на троих,
Но спятил, скурвился любимый гастроном.

«Имбирной» нету, и «Пшеничной» тоже нет.

Такие лютые настали времена.
Торговля знает, что́ творит людя́м во вред.
Нам надо две, а получается одна!

Кричу: «Братва, за что боролись, как же так?

Четвертый час трамбуем грязь, и вот те на:
В связи того, что водки нет, один коньяк,
Хотели две, а получается одна!»

Последний ящик прочь уносят на рысях.

Закончен бал. Всему хорошему хана!
Торчим, как пни, рубли мусолим так и сяк,
Хотели две, а получается одна!

Андрюха шепчет мне: «Работай, режь углы!»

А я сквозь сон почти: «Спокойно, старина!»
Толпимся, топчемся, как овцы, как козлы,
Хотели две, а получается одна!

Алкаш со стажем, в серой шерсти ветеран,

Красавец писаный — три зуба, два бельма,
Кричит: «Подайте, Христа ради, на стакан!
Не то в натуре, на ходу лишусь ума!»

В него огрызком запустили из толпы,

Потом налили дихлофосу: «Пей до дна!
Прости, товарищ, сами дохнем, как клопы,
Хотели две, а получается одна!»

Барыга в кепке заложил лихой вираж,

Он сыт и пьян, и даже нос, вон, в табаке,
К прилавку лезет: «Ну-ка, Раечка, уважь!»
А сам пять франков, как птенца, зажал в руке!

Я свой любимый, золотой передний клык

Рванул клещами, красный шарф поднял, как флаг,
У Райки — зайчики в глазах, из горла крик:
«Сюда, товарищ, молодец, давно бы так!»

Мой друг Андрюха снял с руки часы «Полёт»,

На край прилавка положил, прикрыл рублём,
Взял три чекушки, рвёт рубаху, гимн поёт!
Бог правду видит. Распогодилось! Живём!

И вот уже гудят, как пчёлы, мужики,

Они бегут ловить прохожих на бульвар,
Хотят отпарывать от польт воротники,
Хотят для Райки на-гора давать товар!

Смеётся Райка, соболей суёт в мешок,

Песцов и нутрий прячет в подпол, в дымоход.
Дела идут. Она не пьёт. Ей хорошо.
Она кричит: «Иди сюда, честной народ!»

1986

««Пьянству — бой!» — есть указ. Есть ответ ему…»