Ло. Лётная школа

Никакие нечеловеческие фокусы с едой меня не волновали. Если я разрешу себе вспомнить, то… Да ну! Другое трогало за живое. Сбивало дыхание. Макс. Неужели я мечтала о нем?

Но лицом к барону поворачиваться все же не спешила. Он стоял, не шевелясь. Молча. Я проглотила сомнения.

— Это! Я страшно хочу это попробовать. Как это бывает, когда оба согласны? Ну вроде как по любви. Считается, что это приятно, вот я хочу узнать, правда или врут, — я произнесла слова четко и не тихо в серо-черную мглу кругом.

Больше всего на свете мне хотелось… я не знаю. Не знаю! Сердце билось в пальцы ног. Ему вторила дрожь барона. Толкала горячий воздух между нами.

— Что ты делаешь со мной, — едва слышно. Хриплый, низкий тембр. Задел снова волосы на затылке.

Я стянула с себя осточертевший френч вместе с потной рубахой и бросила на пол клетки. Я прижалась обнаженной спиной к горячей груди мужчины и замерла. Приготовилась к любому концу.

— Я тебя соблазняю, барон Максимус Отто Август Кей-Мерер. В эту самую минуту и на полном серьезе. Не трусь, командир, я никому не скажу, обещаю.

Снова пауза. Неподвижная. И. Мягкие губы на щеке. Колючий подбородок. Потом на шее. Снова губы. Потрясающе приятно. Я никогда не целовалась, стоя в клетке. Я вообще так не целовалась никогда в жизни. Повернулась к Максу и подставила лицо под дождь поцелуев. Коротких и влажных. Быстрые губы пахли белой сиренью. Он словно пробовал. Осторожничал. Перебирал мое лицо мягким ртом, изредка касаясь кончиком языка. Он стеснялся явно и не мог себя остановить. Я видела его руки, до белого сжавшие прутья решетки.

Я не сомневалась. В чем? Еще раз: завтра не будет.

Я облизала каждый сантиметр солоновато-горькой и сладкой от крови кожи. Подбородок, шея, ключицы и плечи — все, до чего только смогла дотянуться в крохотном пространстве. Попыталась поймать рот, но он прятался, трусил, уходил от моих губ гулять по коже. Ладно! Эх, жаль пятнистой кошки барона не видно! Заглянула бы я ей в сердитые глаза. Положила руки на пояс галифе мужчины и потянула пуговицы из петель вон. Он на вдохе поджал живот в ноль.

— Можно? — я спросила.

Кей-Мерер промолчал. Прикусил кожу моего правого уха больно. Потом отпустил.

— Расслабься, Максик. Все будет хорошо, — прошептала я в горячую шею партнера. Обвела подушечками пальцев плоские соски на чутко подрагивающих мышцах его груди. Всегда мне хотелось их потрогать.

— Не отвлекайся, — вдруг улыбнулся он.

Я высвободила его из галифе. Красные трусы отправила вниз следом. Ого!

— Ого, — пробормотала я. Взяла в обе ладони самое дорогое в сиятельном бароне.

Я подозревала, что мало не будет. Но не настолько же. Я имела вычеркнутый прочно из памяти опыт в таких делах. Руки в миг стали липкие. Ледяные. Как же я все это ненавижу! Боль, чужое тупое ерзанье боли внутри меня. Зачем сама напросилась? Дура!

Можно прямо сейчас все прекратить. Но Макс. Он другой. Он насиловать не станет, как зверь. Ведет себя страшно аккуратно, пальцем не прикасается, словно ждет, что я передумаю. Никогда!

Можно признаться в том, что я девушка. Все равно ведь помирать с утра. А если не помрем и вернемся обратно? Неназываемый! Что тогда? Да этот солдафон выставит меня из эскадрильи в шесть секунд, наплевав на все. Никогда!

И потом. Вдруг, как женщину, барон меня не захочет? Кто его знает, этого титулованного зануду? Обнимает так, словно гранату без чеки руках держит, лишний раз не дотронется. Нет уж! Помирать, так с музыкой! Пусть будет между нами мальчиками этот маленький секретик. Даже если от всей жизни нам остался чуток до рассвета.

Я сжала крепче то, что держала в руках. Теплая, вязкая капля предсемени стекла с обнаженной головки в пальцы. Сознание честно поплыло от животного острого аромата.

Максим застонал. Сразу в голос.

— Эй, перестань! Мы еще не начали, — прошипела я. Одной рукой выщелкнула пуговицы из петель своих брюк. Те свалились к сапогам беспрепятственно. Панталоны следом.

— У тебя руки, как ледышки! Кто из нас больше боится, хотел бы я знать? Давай я сам, — Кей-Мерер тихо хмыкнул, совсем не по-баронски.

Убрал от себя мои ладони. Развернул спиной. Расставил шире ноги, насколько позволяло наше обиталище, чтобы оказаться на одном уровне. Не гладил, не ласкал, только держал обжигающими пальцами за талию. Его настойчивый пульс грохотал, зажатый тесно между нами.

Пауза. Почему ничего не делает? Стесняется? Брезгует? Боится, что исчезну? Девственник чертов! Вот интересно. Не случись с нами клетки и ближайших перспектив, мы бы так и ходили кругами? Даже взглядом не притронулись друг к другу?

— Ты уже делал это? — самый своевременный мужской вопрос.

— Не твое дело, — я не собиралась откровенничать. Даже перед смертью мои тайны — только мои.

— Плюнь, пожалуйста. У меня во рту все пересохло, — виновато протянул ладонь мой парень.

Второй рукой придерживал себя напротив моей попы. Целовал тихонько в шею. Переживает? Не умеет.

Я вернула его руки на клетку по обе стороны от себя. Так мне было проще. В отличие от некоторых я точно знаю. Что, куда, зачем и как.