Локон Медузы

Так или иначе, мой-то Дэнис был совсем неопытен, и целых десять страниц своего следующего письма исписал разнообразным вздором о богине, которую он якобы обнаружил в сердце Парижа. Если бы я только понимал тогда всю степень его наивности, я, может быть, сумел бы что-нибудь предпринять, но мне и в голову не могло прийти, что это мальчишеское увлечение что-то для него значит. Я был до смешного уверен, что повышенная чувствительность Дэниса к вопросам личной чести, а также свойственная ему фамильная гордость уберегут его от всех неприятностей на свете.

Однако шло время, и его письма стали тревожить меня. Он все больше писал об этой своей Марселине и все меньше — об учебе, и все чаще стал поговаривать о том, что его добропорядочные друзья «весьма невежливым образом» отказывались знакомить его пассию со своими родителями. Похоже, он не задавал ей никаких вопросов касательно ее прошлого, и я не сомневаюсь, что она успела ему как следует заморочить голову всяким романтическим вздором о своем происхождении, божественном предназначении и несправедливом отношении со стороны окружающих. Наконец я понял, что Дэнис совершенно отошел от своего круга и большую часть времени проводит с этой очаровательной жрицей. По ее особой просьбе он никогда не говорил приятелям, что продолжает встречаться с ней, а потому никто и не пытался им помешать.

Мне кажется, она считала, что он сказочно богат — ведь он держался, как аристократ, а люди определенного класса считают всех без исключения американских аристократов богачами. Во всяком случае, она, наверное, решила, что для нее представился редкий случай заключить законный союз с молодым человеком из по-настоящему хорошей семьи. К тому времени, как я решился открыто написать ему о своих опасениях, было уже слишком поздно. Мальчик успел сочетаться законным браком и написал, что бросает учебу и выезжает с этой женщиной домой, в Риверсайд. Он был абсолютно уверен, что она принесла великую жертву, согласившись оставить место главы культа, и стать обыкновенным частным лицом — хозяйкой Риверсайда и матерью будущих де Русси.

Что ж, мне оставалось только покориться судьбе. Я знал, что у извращенных жителей континента правила отличаются от наших, американских, да к тому же мне и впрямь ничего не было известно об этой женщине. Возможно, она обманщица, но зачем же непременно подозревать ее в чем-то еще более худшем? Ради моего мальчика я пытался относиться к этим вещам как можно спокойнее. Да и что же оставалось делать здравомыслящему человеку, как не оставить Дэниса в покое до тех пор, пока его жена будет вести себя, как это принято у де Русси. Пусть у нее будет шанс показать себя, — возможно, честь семьи от этого и не пострадает. А потому я не возражал и не требовал от Дэниса раскаяния. Дело было сделано, и я готов был принять моего мальчика, кого бы он с собой ни привез.

Они приехали через три недели после получения мною телеграммы, извещающей о свадьбе. Нечего отрицать, Марселина была самой настоящей красавицей, и я вполне понимал, почему мой сын увлекся ею. В ней за версту чувствовалась порода, и я до сих пор склонен полагать, что в ее жилах текла изрядная доля благородной крови. Судя по всему, ей было ненамного больше двадцати лет. Она была среднего роста, очень стройная и грациозная, как тигрица. Оливковый цвет ее лица напоминал старую слоновую кость, а глаза были большими и темными как ночь. Ее отличали классически правильные, хотя, на мой вкус, и не слишком четко прорисованные черты лица и блестящие черные волосы — самые необычные из тех, что я видел в жизни.

Неудивительно, что волосы являлись немаловажной составляющей ее магического культа — с таким обилием волос эта мысль естественно должна была прийти ей в голову. Завивавшиеся тяжелыми кольцами, они придавали ей вил какой-то восточной принцессы с рисунков Обри Бердслея. Когда она откидывала их за спину, они спускались ниже колен и сияли отраженным светом, как будто жили своей, отдельной от остального тела жизнью. Стоило мне подольше задержать на них взгляд, как я и сам, без постороннего напоминания, начинал думать о Медузе Горгоне и Беренике.

Иногда мне казалось, что они слегка движутся сами по себе, пытаясь свернуться в пряди или жгуты, но это могло быть одно лишь мое воображение. Она постоянно расчесывала и, похоже, умащивала их каким-то особым составом. Однажды мне пришло в голову абсолютно фантастическое предположение о том, что они были живым существом, постоянно требовавшим ухода и пищи. Конечно, это была полнейшая чепуха, но все же с каждым днем я чувствовал себя все более и более скованным в общении с этой женщиной.