Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

Истинно, человек обречён, пути его - не в ту сторону. Слушал трёх молодых, крещёных, вроде как христиан. Болтали, кто в Москве ночью делал массажи, ездил на лыжах и сноуборде, шлялся по клубам. Клубы, да! Самый пафосный - "Сохо-румз", там шик-блеск, олигархи и топ-модели, самых прикольных звать "кугуарши"; "полный гламур, прикинь", "рынок мяса". Есть также клубы, где можно "это". Слушал я, слушал и вдруг почувствовал, что такие потребы пошлы в той степени, что почти что прекрасны. Сброд не начнёт читать Пастернака и слушать Баха, кроме как случаем, и поэтому пусть таскается лучше в бары и клубы, холя инстинкты и развивая их, чем вбирает идеи, как при Советах или при нынешнем шкурном строе. Ницше и Моцартам в их живом состоянии не дадут веса в обществе; даже мёртвые они власти опасны, ибо склоняют к поискам истины. А радетели "идеалов", "нравственности", "гуманности", коим мило, чт'o есть, и какие, прибравши власть, поучают всех, царствуют. Бог для них - службы в храме по праздникам, а свобода, кою внушал Христос, отрицавший законы падшего мира, им несуразица и угроза их власти. Пусть лучше общество, что не хочет духовного, пребывает пустым.


601

Восторг, тихий рабский восторг, страна!

Ходят очень большие лидеры и жмут руки преданным массам. Кто не пожат - тот мыслит в тихом восторге: "Правильно. Вождь о нации думает, а я кто такой? Недосуг вождю". Этак мыслит, кто не пожат, не чуя: лидеру не единственно до него дела нету и "недосуг" всегда, но и, сходно, до сотни других таких, и до тысяч, и миллионов... Ан, в них и нация, в миллионах-то, до какой, значит, лидеру "недосуг" всегда, ведь главнейшая его цель - господство, вот чем он занятый. А кому не пожмут, тот мыслит в тихом восторге: лидер обминул, это понятно; он ведь о нации "думу думает"...

Нет, не думает. Раз народ в тихом рабском восторге, что о нём думать?


602

Психоанализ, или фридмон.

- Открыть вам себя? С корнями? Знаете, не пустейший я человек, док. О, не смотрите, что я по должности мелкий; должность впрямь плюнуть и растереть, пардон. Так и делают, презирают, конечно. Ну, а на деле я, док, великий, из самых истинных... Вижу внутренний смех ваш. Смейтесь! Как вам откроюсь - сразу изменитесь и зальстите, так что мне будет, может быть, стыдно, ибо я скромный и ненавижу культ и угодливость. Институт кончал, кстати, мыслить умею. Нас таких много, мыслящих, скромных, но нас не ценят, мы как сморчки для всех. А они кто такие, те, кто нас судит? Станьте хоть на Тверской, где людно; массы народу! - и всё бессмысленный сброд, дерьмо! копошатся, жрут, пьют, паскудят, власть любят, деньги; и убери его, весь народ, миллиарды, хоть расстреляй всех - смею уверить, хуже не будет, их и не вспомнят, точно не жили. Я вот и сам на ней, на Тверской, очень часто стою подолгу. Что в результате? Фиг кто заметит, разве что гаркнут: что, дурень, стал столбом? Я, живой, никому им не нужен, если невластный и небогатый; столб на путях их в дали прогресса... кои - пути их - к чёрту нужны кому! Я стоящий столб, а они все - ходящие. Этак я мог и им сказать: эй, что ходите, вы, столбы? виды застите!

Вы ведь тоже, док, столб, простите. Только сидящий столб. На Тверской бы вы не смотрелись. И не смеялись бы, а смутились от самолюбия, что никто вас не любит там, на Тверской и вообще в Москве. Вот и мне вы до лампочки. Это я лечу, а не вы меня. Это я вам потребен и я плач'y вам, так что вы слушайте, а не смейтесь. Думал я, отчего же Тверская мне не нужна - со всеми, кто по ней ходит. Что там Тверская? Все не нужны, все люди! Надобны, может, только две тысячи. Остальные напрасны: кроют злых самок и размножают гнусное семя. Вдумайтесь: вы семье нужны? Не нужны семье. Самки вам изменяют; дети терзают, а чтоб любить вас - фиг. Мы когда нужны? На войне. Тянем лямку, работаем, шебаршим в нужде, нас самих от себя тошнит; ведь, подумать, мир грандиозен, столько в нём прелестей, интересов, счастья - всё не про нас, однако, всё для других, реальных, тех, кто у власти. Нам только грязь да труд, да болезни. А как война вдруг - к нам власть взывает: где вы, герои? Прежде плевала в нас - а теперь кто спасёт кремлёвские ренты? Кто? Мы. Уходим бодрым парадом прямо на фронт и... гибнем. Лишь на войне нужны...

Почему?

ПОТОМУ ЧТО!!!

Мы заурядны, ценим одно: власть, деньги да пошлых клоунов. Показать себя любим, вот на Тверскую ходим являть себя. А зачем, если все идентичны? То на всех джинсы, то на всех галстук, то все стригутся, то все патлаты. То мини-юбки, то юбки-макси. А кроме этого любим принципы, идеалы. СМИ ими срёт на нас день и ночь громким пафосным серевом, и нам нравится. Ляпнут: "Родина-мать!" - мы в стойку. Родина знать не знает, кто в её землях - кстати, пустых почти, акцентирую, так что разных китайцев в ней селят запросто, а ты сотку не выбьешь в сраном болоте, будто ты в Бельгии, где и пяди счёт... Очень любим мораль ещё. Очень! Знаем, в чём "зло" и "добро", как боги...

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги