Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

Да, говорить! - вдруг открылось мне. Говорить!! Ведь молчать - это рабствовать и внимать всяким-яким, "слушаю - повинуюсь", то бишь давать всем им класть в меня. Мы у-словные, мы из слов. Мы словные. Что, смешно? Но, когда смерть близка, а причина - что ты (весь!) в месиве из идей, норм, принципов, догм, понятий, давящих жизнь в тебе, чтоб растить свои планы, то не смешно уже. Выход мне - вопиять в необузданной и безудержной, самому себе тошной, может быть, глоссол'aлии, чтоб бессмыслицей заболтать их, вбитые смыслы. Я - сыт, наслушался! Мне вещать пора, и пусть слушают. Я актив - все пассив. Я субъект - все объекты. Я штамп - все оттиски. А сарказм, что коса найдёт камень-де и меня заболтают... Фиг, нате мой пример: мир духовностей (с Нилом Сорским, Мусоргским, Глинкой, Пушкиным, Достоевским, Бердяевым) одолел ли трёп Сталина, а теперь и Гаранта? Вовсе нет! Наш язык не под Пушкина, а Гаранта, кто бы он ни был. Даже и Ксюша кроет "духовности" и их пере-барматывает. Вот она в СМИ царицей - где же "духовности"? Её блог с дерьмом зачитали до дыр, - а Сорского?.. Моралист здесь подметит, что префикс "пере-" чреват весьма; лучше "за-" - "за-барматывать", чтоб не сделалось, будто я пик "духовностей" обкорнал. В сём случае его мэтры, будь вместо "за-" вдруг "пере-", словно врут пошлости, а не рыкают м'aксимы. (Моралист ладил вставить в текст "истины", но я выставил "м'aксимы". Я сказал что сказал; говорить буду я! все слушают, все объект и наждак, о какой избываю ложь!). Как раз эти "духовности" и неистинны, как раз мэтры и риторы забарматывают, чт'o выше их, то есть истину, как и пыжилось мелево всех веков и народов, что выводило, мол, "из тьмы к свету". С резвостью, с коей в тысяча девятьсот семнадцатом от рождения "Логоса" (а Христа! Он ведь "слово бе"!) в петербургских дворцах беднота клала в вазы, даже и в севрские, пустобрехи активнейше клали в нас, пусть сказано: разум умных отвергну и погублю мудрь мудрых... Вот я и думаю: а не есть ли там важное нам за словом? Вдруг там что нужно? Да не препона ли слово нам как прогон меж началом истории и концом её - с тем, что всё имитация? Уж не с умыслом ли оно между нами и тем, ПРОЛОГОВЫМ? Не томят ли нас с умыслом (ха!) в у-словности златоусты?! А - не даваться! Нам они слово - мы в ответ тысячу! Победим, словомать твою!!!


412

Клоун, вылезший в думцы, в крик кричит о величьи России, - что сгинет так же, как мнившийся вечным Древний Египет или Ассирия. Византия бессилела тыщу лет. Ускорение деструктивных процессов в нашу эпоху крах приближает. Лет через триста в рамках границы бывшей России будет иное. Будут жить злобой дня, позабыв о надутых патетикой, самомнением, хамством древних вождях. Сокрушит же Россию косность, связанная с ленью масс, с недостатком свобод, с подавлением, государственным и чиновным, личности.


413

Перлы М-президента: "Знайте, свобода лучше, чем несвобода. Речь о свободе в разных аспектах: личной свободе, экономической, наконец, о свободе всех проявлений..." Так-таки. Прежде надо с себя начать и стоять сутки в пробках, скажем, от дома к Спасским воротам, через которые ездят в Кремль. Полезней, - освободительней, так сказать, - если власть съедет в глушь, хоть в К'oдинск (58?3600 с. ш. 99?1100 в. д.), откуда ей до свободы, - что, ясно, "лучше, чем несвобода", - будет надсадно. Ибо любая власть признаёт одну волю, властную. Приведённая фраза М-президента, думаю, - чисто личный рефлекс по случаю новой должности.


414

Власть пробило на элоквенции! В. В. П. сказал, что когда был вождём, то вкалывал как гребец с галер. С чем сравнить? Нет ни каторжных, ни галер давно... Суть в другом. В том, что раз вождь относит их, тех гребцов, к не последним несчастным, то, уж конечно, бремя народа вовсе не видит. Правильно. Ведь на фоне рабов с галер наш люд счастлив. А самый маетный труд, значит, есть труд вождей в Кремле, к каковому, однако, прут с пылким рвением. Вождь забыл анекдот: рай место, где нет будильников, понедельников и начальников.


415

"Философия утверждает лишь то, что известно любому". Л. Витгенштейн.


416

"Воля мысли не только безвредна для благочестия и спокойствия государств, но её и отменишь лишь со спокойствием и самим благочестием государств". Спиноза Б.


417

В этих текстах много туманных слов, укоряют: рай, каузальный, гендер, витальность, импульс, ан'aмнезис, трансцендентный, но'yмен, - вроде таких. Ишь, знают ведь про свои слова, про мобильники, например, про сенсоры, про прокладки, т'yсы, вай-фаи? Знают ведь? Кто живёт во всём этом - я же в другом живу. Где мозги - там и плоть.


418

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги