Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

У меня с ней любовь, прикинь, и она меня любит. Но - любит как?! Сквозь неё логос вдарит в цель, ведь люблю и раскрыт; ведь меж нами - любовь; ведь она есть любовь моя. Но и "бог любовь", кроме что он и "слово"; так он нам сам сказал, см. евангелья. Стало быть, она тоже бог и всё-всё его - в ней, вся прыткая словот'a, что жрёт меня. Обротав любовь, навязали нам, что сильнейшее в нас, вольнейшее впредь не наше, а его, богово: бог любовь! Любишь коль - вспоминай, что и бог прилагается как условие! Под ярмо, тварь!

Любим друг друга? Но через бога ведь, что любовь, гнёт библия!

Мне б иначе: мне бы дословную ту любовь, что была до запретного плода, после которого и вцепилось в нас всё, чем маемся: весь кошмар наших домыслов от добра и от зла. Мы ушли от любви к их лживости, и Адам с его Евой стали неистинны, ведь слова их раздвоили, дабы им, меж себя чтя слово, впредь жить по слову. Мне б - Перво-Еву, а не библейскую их Юдифь и Сарру, что велись словом к нравственным актам, то есть к деяниям от добра и от зла как раз, приносящим кошмары.

Нет всем словам любви!

После рая в нас не любовь, а бог впредь. "Змей" рай насиловал, чтоб ввести себя вместо первой любви и жизни, вместо безмолвного, абсолютного счастья, - и после библию сбацал? Нет! Бог лил ливни слов непрестанно, он утопил всех, кто не хотел словес, чтоб от Ноя пошли словесные. И теперь утвердилось, что нам нельзя без слов. Идиоты, мол, кто не хочет слов. Демонстрируют очутившихся вне словесной стихии - все идиоты, мол. Но кто истинней: трепачи или косные? В идиотах вдруг - рай, как в прочем, что бессловесно, но зато счастливо, ибо жизнь не толкует злом и добром?.. Нет, не были мы слабы в раю, два в одном неразличные, в НЕЧТО больше любви. Наш язык был волшебней, прелесть чудесней, радость обширней. Были мы - больше нынешних, были тем, что сейчас в себе прячем, давим под "образом". Я бегу из слов, не желаю "слов Жизни", как величают! Словное - смерть. И нам всем пора - из условного, за рубеж человека, как он смонтирован: в Жизнь вне слов! Ибо, как он пришёл, закон, что из слов и есть слово, то погубил нас райских. Но я предчувствую, что любовь, зло, добро и пр. мелочно перед ТЕМ, ЧТО БУДЕТ, так как сегодня Бог стал мне выблевок.


419

Несказ'aнное смутно. Истину как подашь? Сонмы ересей вспухли, дабы Христа назвать и по-своему выдать; арии да кириллы рыскали формулы! Мне ж, кто ищет БЕЗМОЛВНОЕ, как Аврам "Бога", - мне как? Где средство ложь свалить перед смертью?... /... /... /... Но чую помощь и мне содействует ритм, акцентика, тон, просодия как тропа во лжи слов. Я истине - что для бога теолог. Я - истинолог. Я не слова ищу, выдаю не понятия. Логос может запнуть меня. Но, пока мыслю в логике и пока логос знает, что, что б ни выдал я, всё слова, кои полнятся смыслами, кои, в свой черёд, увлекают к идеям и идеалам, - логос со мною. Подлинно, средством слов не сразить их.

Лгут слова! Ну, а правда вне слов видна, по телесным реакциям: вам в глаза глядят, приближают лицо, касаются. В этом истина... А словь немощна. Мир слов лжив! Когда мир стал вдруг текстом, где бог писатель и все читалки, - жизнь отдалилась. Знак total вымышлен: сам повтор, он растит только знаки. Бог родил слово? - значит, он сам знак. Кажимость бог есть, кажимость! Поналжёт, как жить, - и живём себе в муку. Прочь бога-кажимость! Но тут сложности: кто воюет с ним словом, тот бьётся с мельницей; ибо смысл есть лишь смысл, знак знака. Ведь како дерево - тако плод... Тьмы были их, триумфальных теорий битв с этим призраком: ленинизм, кальвинизм, пайонизм, гностицизм, экзистенция, метафизика, плюрализм, панлогизм, католичество, аскетизм, сайентизм и кубизм. А ещё ницшеанство, иудаизм, толстовство, супрематизм, джайнизм, скептицизм, гедонизм, нигилизм и фашизм и далее - всё суть словь, битва с мельницей... Мрём от хворей, да? Нет, хворь - следствие. Мрём от слов... Животворных слов нет. А нам жизнь нужна... Слиться б нам, как до логоса, когда были мы плотью! Плоть как раз, - то, чт'o проклято Книгой книг, чт'o она в нас сжирает, чт'o в нас витальное, различимое лишь в экстремумах, вечно рвущее сеть закланий, - вот чт'o спасёт нас. Ибо ЖИВОЕ... Жить пора! Я не быть, а я жить хочу. Жить намерен!


420

Eдиномышленник... Таковых, в общем, нет, мнил Г'aдамер, кто сказал: понимающий понимает иначе, или по-своему. А своё есть своё. Особое. Философия - самобытный дар в высшей степени. Будда, Лаоцзы, Ницше мир изменили? Не изменили и большинство из тех, кто клянутся их именем, а ведут себя, точно морлоки.


421

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги