Лоскутная философия (СИ)

Странный факт, но на всех презентациях богомольные клирики - в помощь общим расхожим "ценностям". Учреждённая в мире как антипод ему, церковь хвалит вдруг ценности, утверждённые первородным грехом? Где истина? Где Христос, объявивший церковное как особое? А их нет, ни того, ни другого. Есть здравомыслие. И неверие. Здравомысленно сохранить статус сытной спокойной жизни... Но в этом - страшное роковое неверие и, что хуже, просчёт, а он в том, что обрушься вдруг ценности падшего лицемерного мира, как и желал Христос (и чего б желать клирикам), то окажется, что "последние", как мечтал Христос, будут "первыми", то есть клирикам всё ж придётся нам ноги мыть. Потому статус кво предпочтителен как закон иерархии, при каком можно веровать, а вот жить по неверию.

422

Я начну словоборчество, словом'aхию, погоню слова! Жизнь вне логоса. И поэтому я юродствовать буду: анаколуфами да мимемами сыпать с иллитератами. Дизартрией язвить начну. Быв в словах, я по ним творил, как учили их ценности, что рабы, скот и сикли - это и есть жизнь. Быв рабом, я любил слушать логос, кой зазывает в гроб, где, мол, истина, врёт взахлёб. Я устал и в Пролог хочу: "про" по-гречески "перед", ну а "лог" - "логос". Я против слова. И у Бердяева есть про "папство" как убиение жизни смыслами. Витгенштейн плюс и Ницше... Ницше, да!

Я не жил.

Я условно был.

Не о той я условности, что, мол, был атеистом и вдруг уверовал; не об этой условности пост-советской. О - первородной я об условности, что вся в том, что в раю нас разъяли через добро и зло, через два этих смысла. Их вдруг придумали, и единство распалось. Из одного вдруг - двое. Рай споловинили. А живёт ли разъятое? Доживает! Чт'o было истиной и полнейшею жизнью, стало вдруг зомби. Мы прекратили жить. Я досель был не я. Я был образ слов, и я знак был. Бог - это книга; мы лишь слова в ней, мы персонажи в словных личинах... Дело - в условности мировой, в глобальной. Грех - первородный грех как познание зла-добра! - стал нормою и стал путь человечества? Где преступники, если мир стал преступен, выйдя из рая? Мир преступил рай!

И оттого здесь, в падшем и вылганном, нет греха, что б ни делать. Здесь грех обратный: рабство идеям зла и добра как монстрам, что нас сжирают; рабство морали, чаду добра и зла. Грех ли мир этот херить? Грех - быть моральными, то есть быть меж добром и злом, быть в словах как в понятиях, подчиняться им, поставлять их святынями. И не грех, что я взял в них да плюнул... Плюнул и мучусь. Совесть - связь с логосом: принят он либо нет и ты за либо против нечто им данного? и готов либо нет быть рабом его? Вот что совесть - трюк словобога, коль "бог бе слово". Бог... логос, логос... Думаешь, что за смерть мою, за условное бытие моё я пойду бить условное, мусульман и католиков? иудеев и геев? эмо и панков? Или бандитов? Их убрать - вмиг словь выставит новых. Бог тут гвоздь!! Мне б его убить. Он мне кто?! Он никто мне!!

423

Ни дня без Бога.

424

Есть люд общественный: политичный, моральный, традиционный, мыслящий здраво, чаще чиновный. Бог ему в помощь... нет, лучше Р'oзанов, мнивший этот служивый люд видом лучшего.

Есть иной люд, тонкого вкуса, или, синекдохой, "тонкий вкус". Его сущность особая и природа сугубая. Он живёт, не как люд общепринятый, в измерениях казусных, в чёрных дырах культуры. Дышит он в атмосфере инакой, не в политической. В таковой "тонкий вкус" может только терзаться, но ей не кланяться и не делать вид, что политик - высший тип духа. "Тонкий вкус" в бытии есть феномен страдательный главным образом, если мало везения. Он всегда говорит и делает не чт'o принято. Не дабы эпатировать. Но, лишён моральных прививок (им не дающийся как смертельным инъекциям), он имеет другой, возвышенный взгляд на жизнь. В общем, ценит он не чт'o ценят политики. У него своя этика, коя в том, что ему важна сущность рода людского ниже хитинности как "сверх-я" так, во многом, и "я", ибо в том и другом - абстракции, комплекс штампов, рацей, уроков даже природным жизненным склонностям, с беспардонной инспекторской пенетрацией в душу. "Тонкий вкус" чувствует, что пиариться в святости, в моралистике и в других "вечных ценностях" отвратительно так же, как секс на публике. "Тонкий вкус" проницателен и всё то, что иным не понятно в двухстах томах, понимает с намёка. В нём много странного, но отнюдь не расхожего, на что люд политический и морально-этический не позарится. Интерес приземлённейших политичных умов заключён в синекурах, прибылях, власти, также в похабствах вроде шансонных, где чуть не слюни текут изо всех дыр от "чуйств"-де; плюс интерес у них в брызганьи политичной слюны дальше прочих в ту степь, в кою нужно начальству.