Ловец акул

После паспортного контроля, когда мои невольные проводники в этом почти загробном мире взяли свой багаж и урулили, а я остался один, мне стало даже полегче. Хотя кумарило все сильнее, кондиционированный воздух казался холодным, а тревога не проходила, я почувствовал себя увереннее. В смысле, самое страшное уже случилось, теперь оставалось как-то жизнь прожить.

Я никуда не спешил, у меня в кармане лежала бумажка с адресом клиники, и достаточно было взять такси, чтобы оказаться там, где надо.

Я подошел к первой попавшейся продавщице свежевыжатого сока. Из-под ее веселой рыжей кепки торчала челка, на зубах были брекеты, на носу — россыпь маленьких красных прыщиков. Я вдруг понял: это же подросточек, вряд ли ей больше шестнадцати. Я проникся к ней невероятной жалостью. Наверное, подумал я, родители у нее совсем нищие, умирают, небось, от голода, или болеют, или просто она при живых мамке с папкой — круглая сирота. Иначе зачем девке мелкой работать?

На бейджике у нее было написано "Сьюзи", но тогда я прочитал "Сузи". Выглядела Сьюзи вполне жизнерадостной, несмотря на чудовищную судьбу, которую я нарисовал ей в своем воображении.

Она что-то бодро отрапортовала. По интонации было похоже на:

— Вам спасибо! Надеюсь, вы насладились полетом с компанией "Аэрофлот".

Я понял, что она поприветствовала меня и сказала что-то вроде:

— Здравствуйте, спасибо, что выбрали "Бла-бла апельсин", чего желаете?

Я почесал затылок, развернул к ней меню и ткнул пальцем в изображение большого, рыжего стаканчика. Потом в синие кубики льда. Потом в полосатую трубочку. Все нарисовали, молодцы.

Сьюзи растерянно улыбнулась, затем нахмурилась. Она, видать, подумала, что я немой, но слышащий, и что-то еще спросила.

Я думаю, это было:

— Вы уверены, что с вами все в порядке?

Видок у меня был тот еще.

Я кивнул, и складка между ее бровей разгладилась. Брекеты у нее были смешные, на каждом зубе штучка нового цвета, в итоге, они чем-то напоминали девчачью фенечку.

Сьюзи достала очищенный апельсин, засунула его в соковыжималику, приплюснула стаканом. Апельсин исчез почти беззвучно, за ним второй. Я вытащил пятьдесят долларов.

Сьюзи с улыбкой протянула мне рыжий пластиковый стаканчик, а я ей — полтинник. Сначала она взяла купюру, а потом помотала головой, мол, сдачи нет. Ну, я так понял.

— Не, — сказал я, глаза у нее расширились, она не ожидала, что я вообще говорю. — Себе возьми. Это тебе.

Я развернулся и пошел дальше, глазея на яркие вывески магазинов, но Сьюзи отправилась за мной. Она размахивала купюрой, что-то говорила. Это смешно, когда люди, у которых нет общего языка, пытаются говорить на своем, как бы от полной безнадеги.

Я покачал головой.

— Нет, дуреха. Это тебе. У тебя, наверное, денег нет. Нужны деньги, да?

Она глядела на меня, а я на нее. Потом до Сьюзи дошло, и она просияла, выставила большой палец, закивала и унеслась обратно за стойку, чистить апельсины. Я улыбнулся. Приятно все-таки сделать что-то реально доброе, нет разве?

Магазинов вокруг было море, еще часа полтора я бродил в них, как в музеях, пялился на непривычные и знакомые упаковки продуктов, смотрел безделушки, игрушки, охотничьи принадлежности и все на свете.

Потом кумар за жопу схватил, я вывалился из ювелирки и решил, что пора действовать.

Про ювелирку, кстати, Марк меня предупреждал, что у них не такая проба, как у нас, а какие-то караты. Что наша пятьсот восемьдесят третья или новая пятьсот восемьдесят пятая проба, это у них четырнадцатикаратное золото. А брать он советовал, значит, восемнадцатикаратное. Это примерно семьсот пятидесятая проба. В общем, купил я колечко Лапуле, себе перстень, и к концу, когда продавец в белых перчатках уже все упаковывал, чуть с ума не сошел от духоты и яркого света.

Когда сидишь на героине, хорошо знаешь, какая цена рассеянности.

И вот я вышел из Международного Аэропорта Майами в Америку. Вышел, а там сразу пальмы.

Настоящие. Как в мультике про льва Бонифация. Сколько у меня радости было, как бы даже объяснить. Пальмы, блин! Пальмы! С раскидистыми, длинными листьями, шершавые, красивые, вообще нереальные пальмы.

Я сел в желтенькое такси, на боку у него красовался номер из трех восьмерок и трех семерок, в скобочках значился, видимо, код Флориды. На крыше машины был маленький рекламный щит, на нем какая-то баба мазюкала губы блестящей помадой.

Я протянул смуглому мужику бумажку с адресом.

— Туда, — сказал я. И даже вспомнил, как оно на английском:

— There.

У мужика английский тоже был не родной, наверное, потому что он только активно закивал и сказал что-то на испанском.

Ну, и мы поехали.

Жарко было нереально, солнце припекало сквозь стекло, в машине воняло незнакомым освежителем, мужик не переставая курил, я обливался потом, подмышками промокла не только рубашка, но и пиджак.

Я припал к окну и принялся рассматривать Америку. Пальмы, кадиллаки, синее небо, словно с открытки, высотки незнакомых форм, кромка океана и золотого песка, полуголые люди — это все было славно и необычно.