Ловец акул

— Сейчас, — сказала она. — Я скоро вернусь.

Я подумал: стуканет на меня ментам, но она просто стала искать лекарство.

— Молодец, — сказал я. — Сдачи не надо.

Всегда мечтал это сказать, совсем как в крутом кинце. Я самодовольно улыбнулся и покинул зал.

В машине я сожрал четыре таблетки "Панадола" и задумался, почему я вообще взял именно его. Надо было ебашить "Трамадол", еще и с кумарами бы помог немножко.

Потом вспомнил, Саша говорила, что ей, беременной, можно только "Панадол". Но я-то не беременный. Что за хуета?

Не скажу, что двигаться стало хоть чуточку менее больно, но меня прекратило ебашить, когда я оставался неподвижным, ушла потихоньку фоновая боль, притупилась она, и я вместе с нею. Пару раз я чуть не въехал в столб.

Я добрался до Марка Нерона часам к десяти утра. Позвонил в дверь, открыла Арина.

— Господи, Вася, что с тобой?

Но я ничего вразумительного не ответил. Выглянула из своей комнаты Света и замерла, с кухни вышел Марк Нерон.

Он выглядел очень расстроенным. Потом Марк сказал мне, что я ужасно напугал Свету. Не удивлюсь. Про себя тогдашнего я помню, что я лежал и возил окровавленными пальцами по паркету.

Мне ужасно хотелось что-нибудь нарисовать, и я совсем не осознавал, насколько это сейчас не в тему. Наверное, так и сходят с ума.

Я сказал:

— Слушай, Марк, я тут попал в такую историю! Но все уже хорошо закончилось.

Марк переступил через меня, взял телефон и стал звонить в скорую.

Арина сказала, что сейчас принесет аптечку.

Я сел и выдавил из себя такие вот слова:

— Все нормально. Ебни перекиси побольше на руки. Ужасно противно.

— Не матерись при ребенке, — сказал Марк Нерон и добавил в трубку. — Это я не вам, естественно.

Нерон поставил меня на ноги.

— Давай, аккуратненько, на кухню. Сейчас мы тебе обработаем руки, а там посмотрим.

Он даже не стал прям сразу спрашивать, что случилось. Но я понимаю, прекрасно даже понимаю, почему. Такая работа. Я бы тоже все понял, и все бы спросил далеко не сразу и не в первую очередь.

Я сказал:

— Надо Саше позвонить.

Арина сказала:

— Марк, дай телефон, я позвоню. Диктуй номер, Вася.

А Нерон сел на кухне, закурил первую утреннюю головокружительную сигаретку, от нервов, значит, и стал высматривать машину скорой помощи.

Вопль двадцать седьмой: Марк Антоний

Как так получилось? Я очень часто себя об этом спрашиваю. Я имею в виду, это, наверное, даже самый главный вопрос. Иногда я сам себя не пойму, а иногда все кажется таким логичным, прозрачным, как кожица эмбриона. Кажется, что видно все движение моей души, все венки, видно биение сердца, видно пульсацию мозга и видно, наконец, зачем я это сделал.

Я любил Марка Нерона больше родного отца. Я ценил то, что он мне дал, превыше всего на свете. Я учился у него, я безмерно его уважал. И я его убил.

Ну как так вышло-то?

Отчасти, конечно, Нерон виноват сам. Слишком мне доверился, слишком много в меня вложил, чтобы в чем-то подозревать. Так случается, когда человек очень долго совсем уж никому не доверяет, его вполне может прорвать на возвышенное, прекрасное чувство в самый неподходящий момент. Думается ему, что от одного раза ничего страшного не случится, что он правильно выбрал время, место и человека.

Но тут-то их обычно и ловят.

Как в песне, которую так любил переделывать Марк Нерон: попался, блядь.

Я, как всегда, выучился на примере Нерона. Доверять нельзя никому и никогда, даже самым приятным, самым безобидным, самым близким людям — все равно нельзя. Только подставишь спину, и они всадят в нее нож. Так делали всегда, и так будут делать во всех сферах жизни, где на кону стоит хоть что-нибудь ценное.

А ничего ценнее, чем героин, на этой Земле еще не придумали. Даже золото и бриллианты, которые я так люблю, даже нефть, все это лишь прах земной по сравнению с тем, что есть героин.

Ну и да. За чем дело стало?

И все-таки иногда мне в этой истории что-то непонятно. Как будто я мог поступить как-то по-другому и не сделал этого.

Господи, думаю я иногда, какая ж ты крыса, Васенька, как же ж тебя Земля эта носит?

Но, с другой стороны, Господь свидетель, я никогда не предавал Нерона в другом смысле. Я не испытывал к нему ни зависти, ни ненависти, я ценил его вплоть до последнего дня и всегда после. Просто я знал, как мне поступить, и не сомневался, что на моем месте так же поступил бы он.

С самого начала нашего знакомства Марк Нерон казался мне сверхчеловеком, у которого нет слабостей. В самом конце одну он все-таки проявил. Ну, вы, наверное, уже представили такую типа пафосную сцену в стиле "Крестного отца": мы с вискариком, Нерон поверяет мне свою тайну, в глазах у меня загорается дьявольский огонек, ну, и все в таком духе.

Да ну нахуй.

Было все очень просто, мы с ним сидели на рассвете, на вычищенной до блеска скучающей Ариной кухоньке. Я спросил его:

— У тебя что, башка болит?

— Да нет, — сказал он.

Нас обоих уже отпускал герыч, мы тупили, глядя в окно. Я сказал:

— Ну, что-то ты запаренный какой-то.

— Как грибок на ногте, — сказал Нерон и засмеялся. Я нахмурился.

— Да ты меня понял.