Ловец акул

Все было сереньким и легким, покрытым смутной дымкой, словно во сне. Казалось, стоит только помахать рукой, и реальность разойдется, как дым, и покажется что-то еще. Что это может быть? Не знаю. Тогда я подумал, что это мог бы быть бесконечный, пустой и черный космос. Как-то Марк Нерон сказал, что с физической точки зрения в мире больше всего пустоты.

Охотно верится.

Нам просто кажется, что все заполнено явлениями, вещами, живыми существами, мыслями и чувствами, потому что мы живем на крошечном островке реального в мире бесконечного ничто. И всего этого так мало.

Ну, так о чем это я?

О том, что мы с Нероном тупили, и я думал о космосе, представлял, как лечу в черной пустоте между звезд, переворачиваясь в воздухе, словно герой мультфильма. Остатки героинового опьянения превратили эту фантазию в почти физически ощутимый сон. Передо мной как раз пролетела комета с хвостом из огня, когда Нерон сказал:

— Если честно, у меня проблемы.

— А? — откликнулся я. Нерон вдруг показался мне очень, не по-нероновски грустным. Я его едва узнал.

— Ну, брат, — сказал я. — Если у тебя есть какие-то проблемы, то ты мне скажи. Я сделаю все, что могу! Я за тебя жизнь отдам, и думать не буду даже! Я за тебя, да я все, да вот ты увидишь!

Нерон глянул на меня, потом как-то странно вздернул уголок губ: и улыбнулся и скривился одновременно. Он стукнул меня по плечу.

— Хороший ты парень, Автоматчик.

— Хороший, — сказал я. — И друг хороший, честно.

Я не думал, что Нерон мне что-нибудь в самом деле скажет. Обычно ему достаточно было моих горячих заверений в том, что я готов оказать любую помощь. Но тут он вдруг развернулся ко мне вместе со стулом, покачался и сказал:

— А знаешь, что?

— Что? — спросил я тупо и ошалело.

— Меня хотят убить, — сказал он. То есть, это было очевидно, всех нас кто-нибудь да хотел убить. Я давно привык к этому ощущению, оно стало простым и понятным. Но сейчас Нерон говорил не о состоянии. Он имел в виду что-то очень конкретное, очень ощутимое.

— Кто такая сука?! — рявкнул я.

— Тихо, — сказал Нерон с тоской. — Ребенка разбудишь.

Он навалился на стол, скучающим движением подпер щеку рукой.

— Помнишь парней, которых ты погасил за городом? Которые тебя похищали?

— Ну? — сказал я.

— Я, в общем, знаю, на кого они работали.

Ох уж эта его паскудная привычка говорить загадками.

— И? — спросил я, на ощупь пытаясь добраться до пачки сигарет. Я тоже навалился на стол, так что головы наши почти соприкоснулись. — Ну?

— Что, ну? Короче, если просто, мне в Ашхабаде пришлось кое-кого объебать.

— Из наших?

— Из наших, — сказал Нерон. Он, конечно, не имел в виду, что покусился на святое, на наше общее дело, на нашего главного. Это были наши, но другие. Подразумевалось просто, что группировка славянская.

— Ну, в общем, человеку одному дорогу перешел и сильно. Я думаю, он меня вальнуть хочет и по серьезу. Его не устраивает, что я по земле хожу.

Я понимал, почему Нерон так переживает. Нормальная ситуация: множество людей хотят тебя убить, но у всех у них коротки для этого зубки, потому что они так, шушера завистливая. Ненормальная ситуация: кто-то сверху готов размазать тебя пальцем.

Не хочется умирать-то, а?

— А что босс? — спросил я. Нашего главного я видел только пару раз. Он был крупный, приятный человек в хорошем костюме, обращался ко мне по имени и не грубил. Отчего-то главный вызывал у меня трепет, несмотря на его кажущуюся безобидность.

Я полагаю, ныне он живет и здравствует, поэтому имени его называть не буду.

— А ты думаешь, если б ему на это не насрать было, я б переживал?

Нерон помолчал, потом добавил:

— Хуже. Он готов меня разменять.

Где-то в далеком и загадочном Туркменистане Марк как-то фатально ошибся, видать, чужой бизнес задел, или что-то такое. Марк фатально ошибся, и теперь ему мучительно не хотелось умирать.

— Послушай, тебе помощь нужна? — спросил я. — Ты скажи мне, кто, и я его вальну.

Нерон засмеялся, отмахнулся от меня, попал мне по носу, такое раскоординированное было движение.

— Ну да, ну да. Это тебе не Смелого вальнуть. Ты его даже не увидишь никогда. Это такого полета птица.

— Как главный?

— Господи, ну, как главный, допустим.

Он одновременно казался раздраженным и очень успокоенным. Великая сила исповеди. Поведал кому-то свою боль, свою тайну, и половину от нее тут же отодрал.

Я сказал:

— Ну, ты мне скажи больше, я хочу помочь! Я тебе все сделаю! Вот увидишь!

— Заглохни, Вась, — ответил Нерон. — Я тебе рассказал, потому что, если со мной что случится, ты мое место займешь.

Что-то у меня в голове щелкнуло, но тогда я еще не понял, что.

— И потому что ты — мой друг, — добавил Нерон. — Просто рассказал и все. А дальше мое дело, как я буду с этим разбираться.

Как всегда — все на свете его дело. Я даже обиделся, мол, зачем было рассказывать.

И правда, зачем было рассказывать?

Нерон сказал:

— Ладно, ты как хочешь, а я спать пошел.

Его неожиданная бесприютная, тяжкая тоска поразила меня в самое сердце. Ну, такое себе, знаете, когда другу плохо, и где-то у тебя внутри тоже скрежет. Я прекрасно понимал, что он чувствует.