Я решил, что в дорогу возьму Курноса и близнецов. Во-первых, время от времени им стоило дать заработать, а, во-вторых, их помощь и способности могли оказаться уместны в замке маркграфа. К счастью, все трое находились в Хез-хезроне. Курнос как раз подряжался как человек для специальных поручений у одного ростовщика – у того хватало непунктуальных должников, и, как я слышал, мой товарищ успел собрать целую коллекцию отрезанных мизинцев. У близнецов же как раз подошел к концу приговор на шесть недель холодных казематов, каковой они получили за драку за картами. Я разузнал, где нынче обитает Курнос, и зашел к нему. Товарищ мой сидел с кувшином вина в алькове гостиницы и тискал вертевшуюся у него на коленях соплюху. Но едва только меня увидел, согнал девушку шлепком по тощей попке.
– Мордимер! – выкрикнул с искренней радостью. – Красной альгамбры, – приказал он глядевшему на нас трактирщику. – Только быстро, негодяй!
Курнос сам на себя не походил. Был весь в бархате и шелках, а на всех пяти пальцах правой руки сидели у него перстни столь крупные, что он мог бы использовать их как оружие. От настоящего, старого Курноса остались лишь широкий, узловатый шрам, уродовавший его лицо, и вонь, царившая в алькове. Как видно, напарник по моим старым поездкам изменил вкус касаемо одежды, однако не своей нелюбви к купели.
– Приветствую, Курнос, – сказал я вежливо. – Есть разговор, потому – не пройти ли нам в твою комнату?
– Наверх принесешь! – крикнул Курнос трактирщику. – Раз-два, быстренько! Выдрессировал скотину, – глянул он на меня. – Когда в первую ночь он запоздал с вином и девкой, я подвесил его до утра за ноги под потолок. Докторам потом одну пришлось ему отрезать, – захихикал. – Может, хочешь ту малышку, Мордимер? А может, жену трактирщика? Та-а-акие у нее… – он показал руками.
– Нет-нет, пошли к тебе, развлечемся позже. Знаешь же, как оно бывает, Курнос. Делу время, потехе час. И хорошо бы отличать одно от другого.
Покои Курноса состояли из двух комнат, и во второй я приметил небольшую нишу, отделенную от остальной комнаты серо-бурым занавесом.
– А неплохо у тебя идут дела, – начал я. – Слышал о какой-то коллекции мизинцев…
– Ха! – сказал он и шагнул к занавесу. – Гляди, Мордимер. Я их прокоптить приказал, – объяснил мне. – И смотри, что я сделал.
В голосе Курноса звучала такая гордость, что я послушно заглянул за занавес. Там стоял на столе изящный домик с двумя башенками – полностью построенный из отрезанных у должников мизинцев. Прокопченные пальцы сделались меньше, но я прекрасно примечал суставы и потемневшие ногти.
– Красиво, Курнос, – согласился я благожелательно.
– Правда? – просиял он. – Я вот думаю, а не сделать ли еще и корабль? Галеон с тремя мачтами, – проговорил Курнос мечтательно. – Только из чего делать паруса? – на лицо его набежала тень.
– Может, из хорошо растянутых ушей? – предложил я.
– А ты голова, Мордимер. – Он глянул на меня с удивлением. – Теперь буду отрезать им и пальцы, и уши…
Ах, этот мой Курнос! Я, признаться, не ожидал от него ни таких фантазий, ни таких артистических склонностей. Может, он скоро начнет рисовать или ваять? Писать поэмы? Бренчать на арфе?
Я глянул на Курноса, представив его играющим на арфе, и прикусил щеку, чтобы не расхохотаться.
– Я тут подумал, что, возможно, ты захочешь передохнуть. Что бы ты сказал о деле с жалкой зарплатой, требующем много усилий и весьма при этом опасном?
Он усмехнулся так радостно, что шрам его сделался толщиной едва ли не в палец.
– Мордимер, – сказал, – уж не думаешь ли ты, что я хотел бы отказаться от хорошей квартиры, больших денег, от вкусной еды и девок, которых покупает мне Дитрих, только затем, чтобы шляться невесть где и невесть зачем и раз за разом влезать в проблемы?
Как для Курноса, речь эта была непривычно длинной и непривычно складной. Что ж, нужно было признать, что со времени нашей последней встречи товарищ моих старых приключений крепко изменился.
Я кивнул.
– А разве жизнь, которую ты ведешь, не ужасно скучна? – спросил я его.
Он рассмеялся, я же слегка отвернул лицо и задержал на миг дыхание, поскольку вонь, ударившая из его рта, свалила бы с ног и быка.
– Именно! – согласился он, хлопнув в ладоши. Видно, был он в непривычном для себя игривом настроении.
– Но ведь что может быть прекрасней тяжелой службы во имя Святого Официума? – спросил я. – Ибо именно так мы, Курнос, в сей юдоли слез, строим себе вечносущий дом, где станем жить, когда вступим в Царствие Небесное Господа нашего.
– О да, – ответил Курнос, теперь уже куда более серьезным тоном. – Уж ты как скажешь, Мордимер… Когда едем?
– Завтра.
– Нет-нет, – сказал он. – Завтра я должен…
– Завтра, – повторил я твердо, не дав ему закончить, поскольку его обязательства меня не интересовали. – На рассвете будь готов.