Ловцы душ

– Я помню схожее дело, Мордимер, – сказал он, прикрывая глаза. – Бригида Лойцл была похищена бароном Таннхаузером. Ее отец даже убедил местного епископа, чтоб тот помог дочке. Но девушка пожелала остаться в замке, говоря, что рада гостеприимству барона. Потом оказалось, что Таннхаузер угрожал убить ее младшую сестру, если Бригида уедет. Дело раскрылось, девушку освободили, но в конце концов она все равно оказалась в борделе. По собственному желанию. Понравилось ей…

Мой друг Курнос отличался не только исключительно скверным шрамом через всю рожу, смрадом, что, казалось, обволакивает его, словно саван, но и совершенно неправдоподобной памятью. Курнос помнил все разговоры, имена, дела… Все, что попало в его напоминавшую помойку память, могло в нужное время быть оттуда извлечено.

– Спасибо, Курнос, – кивнул я ему. – Тут может быть нечто подобное. Попробую расспросить, как у нее дела.

Но сперва, конечно, следовало встретиться с маркграфом: ведь, отправившись с утра на встречу с Курносом и близнецами, я и так пренебрег законами гостеприимства. Что ж, инквизиторы отнюдь не славились любезностью и деликатностью, и я надеялся, что в ближайшее время это нисколько не изменится.

– Ага, еще одно, – я оглянулся. – Хоффентоллер вспоминал о других молодых девицах, что гостили у маркграфа. Что с ними произошло?

– У него тут когда-то был целый этот, ну… – Курнос прищелкнул пальцами, – …гарем. И он всех отправил назад. Типа, плача было и всяких там скандалов, что – хо-хо…

– Интересно, – согласился я, поскольку обвинения Хоффентоллера рассыпались, словно карточный домик.

И я пошел к маркграфу.

Ройтенбах принял меня в спальне, все еще в шелковой ночной рубахе. Насколько я знал благородных, это должно было свидетельствовать об особом расположении, но на меня такое отчего-то не произвело впечатления.

– Долго же я вас ждал, – сказал он, хмурясь, и уселся в обитое бархатом кресло. Лишь спустя некоторое время подал знак, что могу присесть и я.

– Пришлось перемолвиться словечком-другим с моими парнями, – ответил я ему, постаравшись, чтобы тон не был извиняющимся.

Я не намеревался ничего скрывать: ему бы и так донесли, где я был и с кем говорил. Потом я подошел к окну и поглядел на высокие шпили замка Ройтенбаха. Заметил двух солдат, хлебавших что-то из кувшина в тени крепостных стен.

– И что же интересного они вам донесли? – спросил маркграф.

– Что проще выжать воду из камня, чем добыть хоть словечко из уст слуг вашей милости, – не стал я скрывать правду.

Глянул в зеркало слева от меня и отметил, что Ройтенбах довольно ухмыляется.

– Если желаете поговорить с Анной, слуга проводит вас в ее комнату, – сказал. – И надеюсь, что потом не откажетесь отобедать со мной.

– Со смиренной радостью принимаю ваше приглашение, – ответил я самым вежливым тоном, на какой только был способен.

И снова предчувствия меня обманули. Анну Хоффентоллер я представлял себе румяной рослой девицей с налитыми щечками и большой грудью. Меж тем передо мною стояла стройная, темноглазая и темноволосая девушка с бледной кожей и чуть более острым, чем следовало бы, носиком. Увидев меня, она улыбнулась, но в улыбке той не было ни радости, ни симпатии. Подала мне узкую руку с тонкими длинными пальцами.

– Вас нанял мой отец, верно? – не столько спрашивала, сколько утверждала она. Был у нее тихий, не лишенный красоты голос.

– Попросил об услуге, – ответил я, – поскольку, Анна, инквизиторов не нанимают.

Я заметил, как она чуть скривила губы, будто звучание собственного имени было ей не слишком по душе.

– Значит, он попросил вас об услуге, – повторила она с почти незаметной иронией. – Попросил, чтобы вы проверили, довольна ли я гостеприимством маркграфа. Попросил, чтобы вы заглянули в постель Ройтенбаха. Так вот, передайте отцу, что я всем довольна и не желаю покидать ни этот замок, ни эту постель.

– Я бы хотел пройтись по замку, – сказал я ей. – И буду рад, если согласитесь меня сопровождать.

Чуть подумав, она кивнула:

– Если хотите этого – пойдемте.

Мы прогулялись галереей, что шла вокруг двора, потом – лестницей, что вела прямиком в сад, насаженный вдоль северной стены замка. Сад был запущен: деревья и кусты давно не обрезали, аллейки заросли бурьяном, вода в маленьком озерце почти вся покрылась зеленой ряской. Я заметил пару мраморных статуй, скрытых в зарослях. У одной была отбита половина головы, у другой – оторвана рука. Что ж, может, у Ройтенбаха и были деньги, но тратить их он предпочитал не на уход за садом.

– Отец беспокоится о тебе, Анна, – сказал я. – И от чистого сердца желал бы, чтобы ты к нему вернулась. Можешь ли сказать мне, что не позволяет тебе возвратиться в родной дом?

– Я просто хочу остаться здесь. – Она даже не повернулась в мою сторону.

– И какие же причины удерживают молодую девушку в замке Ройтенбаха? – спросил я ее. – Потому что какие-то причины должны быть, верно?

– Я не обязана отвечать на ваши вопросы, – голос ее оставался спокойным и отстраненным – будто ее не интересовало, что я могу ей сказать.