— Я не одобряю подобных слов, — произнес Эрик. — Или того, что за ними кроется. Погибла девочка, и, да, Малфой, я ожидаю от тебя и любого другого человека, что вы будете сочувствовать ей.
Широко распахнув глаза, мальчик снова попытался заговорить. Эрик снял заклятье одним жестом.
— Но, сэр, — заикаясь, выдавил Малфой, — вы назвали ее гря… вы сами назвали ее так вчера вечером…
Эрик почувствовал стыд.
— Вчера вечером я потерял терпение. И я не… не совсем это имел в виду. Я исправился, пусть и неловко, поскольку я знал, что это неправильно и недобро с моей стороны. Я ожидаю от тебя того же. Исправься.
Малфой что-то пробормотал, пока до него не дошло, что Эрик действительно ожидает от него этих слов.
— Я… Я… Как, сэр? Что вы хотите, чтобы я сделал?
— Повторяй: “Эта девочка была магглорожденной, и, возможно, не нравилась лично мне. Это не означает, что она заслуживает смерти”.
Малфой сглотнул.
— Эта девочка была магглорожденной, и, возможно, не нравилась лично мне. Это не означает, что она заслуживает смерти.
Эрик позволил своему голосу стать немного мягче.
— Гораздо лучше, — он обвел взглядом другие группки учеников, сидящих в гостиной, беззастенчиво пялящихся на него. — Я пришел сообщить, что профессор Ксавьер и профессор Даркхольм вечером принимают у себя в кабинетах студентов, которым надо поговорить о сегодняшних событиях. Я и подумать не мог, что мне придется читать вам лекцию об элементарном человеческом сочувствии. Кому-то еще нужны инструкции по этому поводу?
Молчание.
— Отлично, — развернувшись, Эрик отправился прочь из гостиной.
Он остановился посреди лестницы, там, где ученики уже не могли его увидеть, опираясь на подоконник, запустил пальцы в волосы.
Для него стало почти шоком то, как легко Скорпиус последовал его примеру. С самого первого своего урока Эрик изо всех сил цеплялся за все, что могло помочь удержать контроль над учениками, держа их в страхе и напряжении. Но только сейчас он понял, что имеет над ними настоящую власть. Это не обнадеживало. Это пугало. От осознания того, что его слова имеют такое воздействие на детей вроде Малфоя было тошно, как бы горячо Эрик ни пытался доказать Чарльзу обратное. Каково будет увидеть, что его любимые ученики вырастут такими, как тот человек, с которым Эрик был больше всего не согласен?
***
После длинного вечера, проведенного с подавленными учениками, Чарльз послал на кухню сообщение, чтобы ужин для него и Рейвен прислали к нему в комнату. Он сомневался, что сможет поесть нормально, но так у него была возможность хотя бы впихнуть ужин в сестру.
Как только дверь за ними закрылась, Чарльз начал считать минуты до момента, пока постучит Эрик.
Три с половиной.
— Не надо, Чарльз, — произнесла Рейвен, и он знал, что, возможно, она права, но все равно открыл дверь.
Эрик выглядел плохо: изнуренным и заспанным.
— Мы можем поговорить, Чарльз?
— Заходи. Можешь повесить мантию здесь, если хочешь, — Чарльз порадовался, что сам выглядит не как преподаватель, а на нем надеты маггловские брюки и кардиган. Он мог просто побыть Чарльзом, а не профессором Ксавьером. — Ты ел?
Эрик отмахнулся, по-прежнему легко истолковывающий все его действия Чарльз перевел жест как “Нет, и не собираюсь.”
— Тебе пойти больше некуда? — произнесла Рейвен, кривя губы и обнажая клыки, которые только что себе создала. — Хотя, подожди, беру свои слова обратно, пока ты с нами, ты больше никого из учеников не убьешь…
— Рейвен! — рявкнул Чарльз.
Эрик предпочел просто проигнорировать ее существование, глядя только на Чарльза.
— Я не делал этого, Чарльз. Скажи, что ты веришь мне.
С усталым видом тот потер переносицу.
— Эрик, мое мнение не может цениться так высоко, как ты, возможно, думаешь, оно должно, но я не верю, что ты бы мог утопить маленькую девочку.
— Но я и не довел ее до этого. Уверен, Рейвен тебе передала слова Долли.
— Да. К сожалению, только потому что ребенок или взрослый человек верит во что-то, это “что-то” правдой не становится, — Чарльз отвернулся от него, наливая вино из только что открытой бутылки.
— Имоджен многое из себя представляла, — произнес Эрик, принимая бокал, изначально предназначавшийся Рейвен и наполняя его до краев. — Но она не была ни глупой, ни слабой.
— А ты думаешь, что только глупые или слабые люди убивают себя? — Рейвен чуть ли не вырвала бокал у него из пальцев. — Это не так, Эрик.
Тот свирепо уставился на нее, забрал бокал у Чарльза и опустошил в один глоток.
— И что, по-твоему, произошло на самом деле? — произнес Чарльз, когда Эрик снова налил вино.
— Я не знаю. Какой-то несчастный случай. Какой-нибудь безрассудный план пошел не так. Она ведь планировала мне отомстить, — он отвел глаза, выдохнув с полу-усмешкой, быстро прячась за бокалом. — Может быть, в конечном итоге, ей это удалось.
— Конечно, это тебя прямо тронуло, — пробормотала Рейвен.
— Мы никогда не узнаем, я полагаю, — произнес Чарльз жестко, — учитывая, что наш дорогой директор не собирается ничего выяснять, — забирая стакан, он допил остатки и снова отдал Эрику.
— Это его решение, мы ничего не можем сделать, — произнес тот. Рейвен фыркнула.