Лучшие люди (СИ)

— Да, я уверена, что тебе это всю душу рвет, что твой наставник постарался, чтобы ты не был уличен в убийстве.

— Говорю тебе, я не имею отношения ни к этому, ни к решению Шоу, я уверен, что он думал только о том, как пощадить родителей девочки…

— О, да, это ведь так похоже на Себастьяна Шоу — заботиться о чувствах других.

Чарльз закрыл глаза, чтобы только не приводить своих аргументов, вслепую беря бокал из руки Эрика, стараясь не обращать внимания на то, как соприкоснулись их пальцы. Сделал большой глоток. Разумеется, ему не хотелось верить, что слова Эрика довели ребенка до самоубийства, но, если честно, он был уверен, что тот сказал именно то, что могло спровоцировать подобную реакцию. Хотя, на самом деле, теперь это не имело никакого значения.

И только в одной идее был смысл — если Имоджен не убивала себя, это сделал кто-то другой.

Стук в дверь прервал Эрика и Рейвен от пререкательств; Чарльз чуть ли не уронил бокал. Он снова отдал его Эрику, направляясь к двери.

Это была Долли Дурсли, все в той же одежде, что и днем, она выглядела болезненной и слабой. Заметив в комнате Эрика, она нахмурилась, но все равно заговорила:

— Простите, что беспокою вас, профессор Ксавьер. Я… я пыталась… я хотела попрощаться с Имоджен… мама заберет ее завтра, но я не могу попасть в ту комнату, ее запечатали. Не могли бы вы впустить меня?

Чарльз опустился на одно колено перед девочкой, чтобы быть с ней на одном уровне.

— Долли, ты уверена, что хочешь этого? Это не твоя подруга, милая. Она ушла навсегда. А ты хочешь, чтобы у тебя осталось воспоминание о ее холодном теле на столе. Ты хочешь запомнить ее такой?

Долли сглотнула.

— Я лучше запомню ее лежащей на столе, чем опутанной водорослями и грязной. И это мой единственный шанс попрощаться.

Чарльз закусил губу и кивнул.

— Тогда я отведу тебя. Хочешь, чтобы профессор Даркхольм пошла с нами?

Долли перевела взгляд с Чарльза на Рейвен и тоже кивнула.

Об Эрике речь не шла, но он все равно присоединился.

— Ты уже поговорила с родителями, Долли? — спросил Чарльз, когда они шли по полутемным коридорам.

— Да, сэр. Они хотят, чтобы я вернулась домой, но я сказала, что хочу остаться.

— Почему ты хочешь остаться? — Чарльз, наоборот, подумал, что дома было бы лучше. Можно было бы прийти в себя в кругу семьи.

— Я боюсь, что если приеду, они не разрешат мне вернуться, — произнесла Долли. — Моему дяде Гарри пришлось несколько месяцев убеждать их, чтобы я могла поехать в Хогвартс. Когда бабушка услышит об этом, она просто взорвется. Я не перенесу, если они будут держать меня дома. Я только начала учиться волшебству, я не хочу прекращать, — она скрестила руки на груди.

Чарльз коснулся ее плеча.

— Я постараюсь помочь, чтобы этого не случилось, Долли. Уверен, что твой дядя Гарри поступит так же, — конечно же, она не имела в виду того самого Гарри, в волшебном мире было полно Гарри… хотя это бы объяснило, почему имя Дурсли казалось ему смутно знакомым. А если это был тот самый Гарри, Чарльз не мог представить ничего, что могло бы помешать девочке, которую он любил, учиться в Хогвартсе.

— Мы пришли, — наконец, произнес он, когда они подошли к двери комнаты со слабо светящейся на ней Печатью Директора. Чарльз не был уверен, что имел право знать контр-заклинание, но профессор МакГонагалл не так ревностно оберегала свои привилегии, как Шоу. Пробормотав слово, он коснулся палочкой Печати, вскрывая ее, и они зашли внутрь; дыхание теперь превращалось в облачка пара. Он заметил, что Рейвен сделала волосы черными, как будто в знак траура.

Имоджен выглядела и лучше, и хуже в сравнении с сегодняшним утром. Она была чистой, ее волосы — высушены и расчесаны, тело лежало прямо и ровно под белой тканью. Это было прекрасно проделано, но теперь холодный чистый покой все дальше отстранял ее от жизни. Теперь она больше походила на воспоминание.

Долли смотрела на свою мертвую подругу, крепко стискивая руку Рейвен; в глазах у нее стояли слезы. Несколько долгих минут она молчала. Чарльз старался не дрожать.

— Ты была бы замечательной волшебницей, — произнесла она дрогнувшим голосом. — Ты бы им всем показала, — теперь по щекам потекли слезы. Она отпустила руку, но позволила Рейвен увести себя из комнаты.

Чарльз и Эрик сделали шаг вперед в один и тот же момент, поправляя белую ткань. Поэтому оба увидели это, мелькнувшее в одно мгновение, — метку на груди девочки, черное пятно на бледной коже.

Они обменялись встревоженными взглядами. Чарльз стянул ткань чуть ниже, всего на дюйм, чтобы лучше видеть.

Ясное, с четкой границей, пятно образовывало круглую метку в виде цветка с толстыми, заостренными лепестками: лотос, как решил Чарльз. Не то чтобы странный выбор для татуировки, но для одиннадцатилетней девочки? Поколебавшись, не совсем понимая, зачем он это делает, Чарльз коснулся метки кончиком пальца.

И тут же отдернул, шипя от боли.

— Что такое? — спросил Эрик.

— Она обжигает, — откликнулся Чарльз. — Не… не как огонь, а как…

Эрик прикоснулся к отметине и резко выдохнул:

— Как магия, — произнес он. — Темная магия.

— Вот именно.