— Но ты улыбаешься, — сказал Оливер, и Эрик вдруг понял, что это так. Понадобилась еще минута, чтобы убедиться в этом.
— Нравится, когда все получается, — произнес он. — Когда ты пытался что-то вдолбить в голову ребенка целый день, а потом вдруг видишь, что его озарило, и внезапно они могут сделать то, что ты говорил. И они растут, по чуть-чуть, но прямо на твоих глазах, постепенно взрослея. Иногда приходится сталкивать их с башни, но затем… затем они летят, — и это было совсем не тем, что Эрик Леншерр обычно позволял себе сказать вслух. Тем более при едва знакомом человеке. Он почувствовал, что слегка покраснел.
— Что ж, — произнес Оливер, очевидно впечатленный. — Тогда, я полагаю, здесь тебе самое место.
Чарльз слышал, внезапно понял Эрик; тот наблюдал за ними из-за столика. На лице все еще пылал румянец, но, когда он встретился взглядом с Чарльзом поверх плеча Оливера, он не отвел глаз.
— Может быть.
***
Подходя к Чарльзу и Рейвен, он понял, что они увлеченно спорят о том, кто же тот человек, что прошел только что мимо — высокий, худощавый и с ног до головы покрытый синим мехом.
— Я сдаюсь, — объявил Чарльз. — Думаю, это может быть кто-то из гостей. Я его вообще не узнаю.
Рейвен, однако, прищурившись разглядывала того, затем воскликнула:
— Хэнк?
Ага, Хэнк МакКой, преподаватель Ухода за магическими существами, и поэтому ученики называли его Профессор Зверь. Что-то действительно выдавало в этом человеке Хэнка, возможно, рост и неловкие телодвижения.
Покрытая мехом фигура повернулась в их сторону.
— Рейвен? — голос, определенно, принадлежал Хэнку, пусть и звучал несколько сдавленно. Эрик оценил длину (вернее, ее отсутствие) юбки в костюме Рейвен и подавил ухмылку.
— Хэнк, как ты это сделал? Ты выглядишь потрясающе! — Рейвен сделала шаг ему навстречу и осторожно коснулась его плеча.
— Э… ну… на самом деле… Я пытался сделать инъекцию — экспериментальная генотерапия для голубого джарви*** профессора Синистры, у него редкая форма… ладно, даже я не могу произнести этого. Но я случайно вколол ее себе. И застрял в этом состоянии. Оно пройдет! — торопливо добавил он.
Рейвен это не обнадежило, но все же она сказала:
— Мне даже нравится, — она погладила его по меху на руке. Хэнк издал странный звук, как будто пытаясь что-то сказать, и на этот раз Эрик ухмылку не сдержал. — А что насчет твоей пары? — спросила Рейвен.
— О, ну, я не знаю… Просто я пришел с Алексом. Не в смысле я с Алексом, не так! Просто у нас никого в паре. Он где-то тут. Но, в любом случае, у меня никого. Нет пары.
Началась новая песня, совершенно не подходившая под белый танец, но Рейвен обняла Хэнка за шею:
— Не хочешь потанцевать, Хэнк? — синий мех переливался под ее пальцами.
Хэнк снова попытался заговорить, но в результате только кивнул.
Рейвен подмигнула Чарльзу поверх его плеча и потащила Хэнка за собой к танцполу.
— У Ангел что-то оторвалось от костюма, — произнес Чарльз. — Она пытается что-нибудь с этим сделать в холле.
— О. Конечно, — Эрика ни в малейшей степени не волновало, где она.
Чарльз долго смотрел на него, затем вздохнул.
— Что?
— Она ведь тебе совершенно не нравится, правда?
— А ты хочешь, чтобы нравилась?
— Нет, — признал Чарльз. — Я просто… за этим неприятно наблюдать. Ты ей очень нравишься.
— И с каких это пор тебя волнуют чувства “Любимых игрушек Шоу”?
— Я не должен был так говорить, — Чарльз взглянул на свой полупустой бокал с шампанским. — Или говорить именно это. Не могу понять.
Эрик осторожно забрал у него из рук бокал, вместо этого отдав Чарльзу шоколадный бисквит, на который тот покосился с удивлением, но все же с удовольствием надкусил.
— Почему ты пошел с ней? — спросил он с набитым ртом.
— Она пригласила меня, — невысказанное “А ты нет” повисло в воздухе; на лице Чарльза появилось раскаяние. Тот все понял.
Рейвен закончила танцевать с Хэнком, но они не торопились вернуться. Эрик наблюдал за ними, уходящими с танцпола и оживленно болтающими.
Отлично. Потому что следующая песня должна была начаться… сейчас.
Вот она. Арпеджио в фортепианной партии, узнаваемое, но сейчас оно звучало медленнее и печальнее, чем на его памяти, чтобы поддержать атмосферу… голос вокалиста не был таким глубоким и ярким, как у Элвиса Пресли, но все же звучал он достойно.
“Мудрецы говорят,
Что только дураки торопятся,
Но я не могу не влюбиться в тебя…”
Чарльз повернулся, широко распахнув глаза. Эрик улыбнулся, изогнув брови, выжидающе глядя на него, протянул ладонь.
Чарльз уставился на нее, открыл рот, но ничего не сказал. В искушении, но не решаясь. Эрику было знакомо это выражение лица, оно обычно появлялось, когда он уговаривал Чарльза сделать что-то, чего, тот знал, делать не следовало.
— Давай, Чарльз, — пробормотал Эрик, делая шаг вперед. — Ты танцевал с другой игрушкой Шоу, чем я хуже?
Чарльз сглотнул и взял его за руку.
Эрик чувствовал пьянящий прилив облегчения и торжества и вытащил Чарльза на танцпол, прежде чем тот смог бы передумать.
— Снова будем спорить по поводу того, кто ведет? — рассмеялся Чарльз, когда они врезались друг в друга.