Лук и Красные Холмы

И пришло утро четвертого дня. Позавтракали в полвосьмого, почти пустым чаем (по-братски разломили остаток сухого лаваша), собрали-упаковали полевые трофеи, пожитки…

Странно. Еще вчера в ночи, перед сном, Козюренок пребывал в ровном, и даже в хорошем настроении, но сейчас — явно, что не в духе, нервничает.

— Лев Алексеевич!? Кес ке се? Что случилось, потеряли что-нибудь? Или приболели?

— Н-нет. Здоров. Все проверил, все на месте. Но — да, настроение у меня, прямо скажем, неважнецкое.

— Из-за чего? Или… из-за кого? — Второй частью вопроса Лук как бы намекнул на себя: не он ли причина дурного настроения начальства?

Но оказалось, что Лук не при чем. Козюренок несколько секунд помолчал, сплюнул в догорающий костер и, наконец, озвучил:

— Хрен его знает, товарищ геолог. Опасаюсь я, как бы о нас не забыли…

— То есть, как это — забыли!? Бинты и ножницы забывают в животе после операции, это простительный пустяк, а нас-то за что? Опять же бидоны и радиометр пропадут, бесхозные, возле наших мумифицированных тел? За такую забывчивость могут и прогрессивки лишить провинившихся! Строгача, строгий выговор влепить, да еще по партийной линии!

— Лук, а Лук!? Доберемся благополучно "до дому" и будешь шутить, а пока воздержись, личная к тебе моя просьба. Видишь ли, у них там гульба намечалась на время нашего маршрута, как я слышал, очередной "юбилей в поле" кого-то там. Так что, мало ли… Нажрутся, увлекутся — и на сутки-двое могут забыть. При мне подобного еще не случалось, врать не буду, но старые люди, ветераны Краснохолмской, рассказывали. Да.

У Лука и от сердца отлегло: за ним лично косяков нет, значит, уже хорошо. Характеристику для универа — Козюренку, скорее всего, писать придется. Вот ведь пень старый, опять перестраховывается!.. Но Лук, памятуя о новой жизни своей, вслух сказал иное:

— Я смотрю, среднестатистический геолог в походе — это воплощенная сила воли: захотел — выпил, а захотел — опять выпил! Будем надеяться на лучшее. Запасов у нас в любом случае до фига, и даже чуть больше. На черепаховом супе неделю проедержимся!

— Запасов много не бывает, — откликнулся Козюренок и вскинул голову:

— О! Гудит, вроде!? Ну-ка!..

Лук и Козюренок вскочили с полубревнышек-сидений, Лук даже на цыпочки привстал, даже подпрыгнул, чтобы дальше видеть в направлении базы, откуда бы должна… Точно! Пыль столбом, едет машина!

Через пять минут из остановившегося "газона" вылез Володя Маматов — рот до ушей! — и стало ясно, что он прилично-таки пьян.

— "Дан приказ ему на запад!" Я уже здесь, а вы еще не собраны! Что это вы, граждане пассажиры! Ик!..

— Мы уже готовы, — кротким тенорком откликнулся Козюренок, желваки на его скулах качнулись, раз и другой… и исчезли. — Как там, все в порядке?

Лук, было, фыркнул про себя, недовольный козюренковской трусостью… ну, или, там, осторожностью, миролюбием… но вдруг вспомнил о своем решении всегда сохранять ясность разума, не искаженного эмоциями, пороками и страстями. Да, отныне он будет холоден и бесстрастен, как ледники на горе Эверест! Козюренок прав, тут урчать просто не на кого, пусть эта срань ослиная проспится как следует, но сначала до дому довезет. А там уже видно будет…

— Лев Алексеич… — Лук улучил момент и шепнул Козюренку, показывая подбородком на пьяницу-шофера. — Нет смысла ругаться. Хрен бы с ним, доедем, главное, чтобы по пути не добавлял.

— Это да. Так! Всем внимание! Лук, лезь в каби… Ой, наоборот, лезь в кузов, а я поеду в кабине. Володя, заводи мотор!

Назад ехали примерно тот же час, что и на точку, но теперь у Лука сна ни в едином глазу, ему как-то так не спалось, с пьяным водителем в кабине. Вот, когда все в машине пьяные, включая самого Лука, то оно как бы и не страшно…

Козырев, с утра поправившись стаканчиком, куда-то уехал с Искандером и Олегом Николаевичем, Нина Ивановна использует законный выходной, или отгул… Только вечером вернется. Ну и ладно. А это что такое?..

Козюренок пошел к себе, в "командирский домик", отдыхать и отчеты писать, а Лук побрел к свою сторону, к бараку, где у него койко-место и личные вещи.

Возле маленького барака, в котором он поселился (кроме него, там еще двое или трое человек обустроилось, но он лично только одного видел), толпились люди, вперемешку местные и приезжие. Что они тут?

Лук освободил руку от спального мешка, дернул на себя дверь — закрыто прочно. Толкнул от себя — то же самое.

— Не, не, там заперто! Как закрылся с утра… ли с вечера, хрен его разберет, так и не открывает!.. Как бы дом не сжег, козел пьяный!..

Народ лениво загалдел, чтобы объяснить реалии вновь пришедшему человеку. А реалии просты: местный работник, Серега, типа, художник, и он же сторож, допился до горячки, и с вечера чертей гоняет! То ли жену приревновал, которая уже пять лет, как от него сбежала, то ли еще что… Забрался в барак, врагов искать, грозился всех расстрелять, а дом спалить… Что-то горелым пахло!..

Лук только сейчас обратил внимание на круглые дырки в дверях, след от выстрела крупной дробью изнутри: у Сереги ружье, двустволка… М-да, угораздило же его именно в этот барак… ЧТО-О-О!!!