Авраам, приободренный, продолжал говорить, мысленно благодаря Всевышнего за данное его роду умение считать и торговаться, данное на этот час обогащения мира милосердием: «Может быть, найдется там сорок». Господь сказал: «Не сделаю того и ради сорока». Авраам, ругая себя за то, что не начал с сорока праведников, спросил: «Да не прогневается Владыка, что я буду говорить: может быть, найдется там тридцать?» Господь сказал: «Не сделаю, если найдется там тридцать». Теперь браня себя за маловерие в милость Господню, не давшее начать с тридцати, Авраам продолжил: «Вот, я решился говорить Владыке: может быть, найдется там двадцать?» Господь сказал: «Не истреблю ради двадцати». Проклиная себя за то, что, испытывая долготерпение Господне, не посмел начать с двадцати, Авраам не отступал: «Да не прогневается Владыка, что я скажу еще однажды: может быть, найдется там десять?» Господь сказал: «Не истреблю ради десяти», – и ушел, прекратив разговор, потому что был тогда в Содоме всего один праведник.
Авраам поспешил домой, и по его приказу до поздней ночи готовились палатки и пища для новых беженцев из Содома, увидеть которых у себя он все же надеялся.
10
Несмотря на то что Авраам почти не спал, раздавая распоряжения, он встал утром еще раньше, чем обычно, и вышел на то место, которое давно выбрал себе для молитвы: с естественного возвышения открывался простор земли Ханаанской, и холмистый горизонт блестел водами Иордана, как рука Сарры – кольцами и браслетами.
Взглянув в сторону Содома, Авраам увидел лишь дымовую завесу, поднимающуюся из земли, как из печи, словно там идет горячий ливень. Ветер принес запах серы и пепла. Затем пошли черные облака, скрывшие солнце и выпадающие копотью и холодными хлопьями, образующими грязную кашицу на песке.
Иорданская долина перестала быть пригодной для жизни. Судоходное пресное море, на котором стоял Содом, испарилось, а на месте, где когда-то были пиратские города, появилось новое, соленое море, вода которого не годилась ни для питья, ни для орошения. Жители покидали эту область Ханаана, только Авраам оставался, ожидая беженцев, и среди них – Лота.
Они больше не встретились, хотя Авраам ждал свидания с племянником до конца своих дней, веря в его спасение.
Лот же несколько месяцев скрывался в пещерах и в опьянении прижил сынов от своих дочерей, решивших, что Господь истребил все человечество и их долг – восстановить семя, пусть и путем кровосмешения.
В день, когда закончились их запасы, они увидели людей, перегоняющих стадо через пустырь, который был единственным открытым пространством, изученным ими за это время. Страх за жизнь младенцев заставил их, раздавленных позорной тайной, выйти из укрытия и прибиться к людям.
Обеих взяли в жены престарелые князья, чьи дети и женщины погибли в природном катаклизме, и мальчики положили начало не последним в Ханаане племенам. А Лот больше не снимал покрывала со своего лица и не произнес ни слова до самой кончины. Он не помнил своего падения и узнал о нем, только когда беременность дочерей стала явной. С тех пор его горла не отпускала судорога.
Дочери содержали Лота в достатке, но он знаками запретил им открывать тайну его имени и судьбы кому бы то ни было и стал первым отшельником и молчальником на Земле.
Авраам продолжал бы ожидать Лота, не имея ни малейшей надежды на его появление, но его людям грозил голод. Урожай погиб, все посевы вымерзли, земля перестала плодоносить. Кустарники в любимой Сарриной роще облетели и выглядели засохшими, несмотря на влажность.
11
Авраам двинулся на юг, снова к Египту, снова странник, стремительно нищающий в обезлюдевших землях. Он поселился не в лучших местах, между Кадесом и Суром – просто там, где еще было не занято более расторопными мигрантами. Оставив домочадцев в лагере, Авраам с небольшим посольством посетил Герар, чтобы заручиться стратегической поддержкой местного царя – филистимлянина Авимелеха.
Авимелех был не вредный, но скучающий царек, и визит старца в одеждах из верблюжьей и козьей шерсти, со странным произношением и привычкой кланяться, благодаря за что-либо, даже прислуге, помог ему развеяться. Они сидели в зале, украшенном тусклым золотом и блохастыми шкурами дорогих животных. Пришелец просил землю и скот в аренду на выгодных для Авимелеха условиях. Однако, раздумывая, какое взять поручительство с этого человека, Авимелех расспрашивал о его родне. Лучшим скреплением сделки он считал брак, новая жена развлекла бы его, но у Авраама не было ни дочерей, ни племянниц. Авимелех спросил, кто живет в смежном с ним шатре, о котором ему донесли соглядатаи, подозревая, что там гарем, и намереваясь выпросить в знак договора одну-двух женщин.
«Там живет Сарра, сестра моя», – ответил Авраам. Снова, как некогда в Египте, он уповал на Господа и надеялся, что сватовство Авимелеха сделает их партнерами и принесет безопасность людям Авраама, а через какое-то время с одного-двух урожаев и приплодов скота можно будет щедро откупиться от Авимелеха.