Но Мадикен всё замечает и всё понимает. Ну конечно, понимает, каково сейчас её любимице. Она плачет оттого, что ей не дают танцевать. Она плачет из-за бургомистерши и всех этих глупцов, которые больно ранили её своим высокомерием и злобой. Мадикен кажется, будто они что-то отняли у Альвы, да нет, они просто убили её. Она сама на себя не похожа.
— Я — это я, и никем другим быть не хочу, — обычно приговаривает девушка и всегда остаётся самой собой. Только не сейчас. Сейчас она сидит с таким видом, словно стыдится быть Альвой.
Этого Мадикен не в силах вынести. Она чувствует, что тоже, того и гляди, разревётся. Нет, такого ужаса нельзя допустить. Ей надо уйти куда-нибудь, где можно незаметно выплакаться. Может быть, на веранду?
— Я скоро вернусь, — бормочет она, и, к счастью, никто её не задерживает.
На веранде пусто, Мадикен повезло. А то обычно здесь частенько толпится народ и глазеет в окна. Тем, кому нельзя побывать на балу и повеселиться, всегда можно постоять за окнами и посмотреть на танцующих, это не запрещено. Окна бального зала притягивают даже городских забияк, когда они, вывалившись из «Весёлой Чарки», замечают вдруг сверкающие огни Павильона и слышат доносящуюся издалека музыку.
Разноцветные лампочки светят довольно тускло, так что на веранде темно. Темнота благоприятствует тому, кто хочет поплакать. Мадикен больше не сдерживается. Она закрывает лицо руками и горько плачет. Ну почему жизнь так печальна, когда могла бы быть весёлой и радостной? Почему никто не в состоянии ответить на этот вопрос?
Мадикен долго стоит в темноте на веранде, плачет и зябнет в своём лёгком платьице. И вдруг, совсем рядом, слышит чей-то голос:
— Дитя моё, что тебя так опечалило?
Возле неё стоит трубочист Берг, чёрный как ночь. Мадикен пугается до полусмерти. Не потому, что вообще боится его, напротив. Он ей нравится. Они обычно подолгу разговаривают друг с другом, когда трубочист приходит к ним в Юнибаккен чистить трубы. Но сейчас он её здорово напугал.
Оказывается, мастер Берг был тут в одном доме на Большой улице: гасил огонь в дымоходе. Такими делами ему приходится заниматься даже по субботам. Потом он гасил свою жажду в «Весёлой Чарке». А сейчас вот решил взглянуть, какие коленца откалывает здесь изысканная публика. У него и мысли не было напугать Мадикен.
Ах, этот трубочист, он прекрасно умеет ладить с женским полом! Он знает, как надо разговаривать и с женщинами, и с маленькими девочками, такими, как Мадикен. Неожиданно для себя она рассказывает ему о том, что её так опечалило. Рассказывает обо всём: о свадьбе Берты, о белом платье, о бургомистерше, об Альве, которая сидит в зале со слезами на глазах и не может протанцевать ни единого танца.
— Что за чертовщина? — удивляется Берг — Такая красивая, милая девушка сидит и не танцует? Нет, это просто никуда не годится!
Трубочист заглядывает в окно, и Мадикен показывает ему, где сидит Альва. Даже издалека видно, что, веселее ей не стало.
— Такого удручённого вида не должно быть на балу ни у одной девушки, — говорит мастер Берг.
В зале снова звучит вальс. «Прощание ландыша». Мадикен сразу же узнаёт его, ведь это любимый вальс Альвы.
А трубочист… О, у него полно талантов! Он и петь умеет. Он стоит сейчас на веранде, напевая вполголоса мелодию звучащего в зале вальса, и смотрит в окно на Альву. И вдруг Берг запевает в полный голос, распахивает дверь, делает шаг вперёд и, громко распевая вальс, направляется через весь зал прямо к Альве. Мадикен, как мышонок, бежит за ним по пятам.
— Разрешите пригласить вас, фрёкен Альва — галантно кланяется трубочист девушке. — Правда, я чёрный, страшный и от меня несёт пивом!
Если бургомистерша не грохнулась в обморок раньше, то она наверняка грохнется теперь, думает Мадикен. Но все остальные, кажется, решили, что поющий трубочист — это не что иное, как очередной спектакль, который входит в программу праздника. Начавшие было танцевать дамы и кавалеры останавливаются и ждут, что произойдёт дальше.
Трубочист тоже ждёт.
— Ну так как же, фрёкен Альва? — спрашивает он.
И тут, наконец, в Альве пробуждается жизнь. Она весело смеётся и смело смотрит трубочисту в глаза.
— Спасибо, — говорит она и гордо вскидывает голову — Самое время поразмяться немножко и показать всему высокопоставленному курятнику, как надо танцевать!
Альва поднимается, трубочист берёт её за талию своей чёрной рукой. И они показывают, как надо танцевать.
Они танцуют одни в целом зале, летают, едва касаясь пола, кружатся, легко, как птицы. И поют оба, глядя друг другу в самую бездну глаз. Платье девушки развевается в вихре вальса. А они всё танцуют и танцуют, поют и смеются. Мадикен никогда прежде не видела, чтобы кто-нибудь так танцевал. Их танец сказочно-прекрасен! Потому что сама эта пара удивительна: Альва — красива и бела, а трубочист — красив и чёрен. Мадикен почти не дышит. Ей хочется, чтобы они танцевали целую вечность.