Магия и прочие приключения

– Тогда, – Тениус прикинул высоту солнца, – сейчас заводим фургоны, распрягаем животных, и сразу репетируем. Возьмём басню про жадного купца, переделаем купца на наставника. Наставником будет Йан… Не кривись, богослов, это роль для шута. Калидус – горожанин, Потенс – крестьянин, я – рыцарь. Вспоминайте слова, рассказывайте Йану, пока я распрягу ослов. Наторе, подбери что-нибудь лихое и бодрое на своей дуделке! Дилекти, прихорошись и достань самое нарядное платье!

Когда солнечные лучи налились красным, а распухшее отяжелевшее светило сползло к горизонту, перед входной колоннадой слуги выставили два ряда стульев. В первом ряду расположился граф с молодящейся женой и несколькими отроками-отпрысками. Второй ряд заняли, как предположил Йан, родственники, какие-нибудь кузены, дряхлеющие тёти и дяди, несколько девиц-племянниц… Челядь столпилась под стенами.

Представление шло на диво гладко. Никаких внезапных неловких пауз, диалоги звучали складно, трюки удавались. Жадного святошу по очереди проучили веселый горожанин, лихой рыцарь и крепыш-крестьянин. Горе-наставник проявил по очереди все грехи, и напоследок решил в отместку подкатить к жене крестьянина. Изображавшая её Дилекти в нарядном голубом платьице подпустила нахала в рясе поближе и огрела деревянным ведром по спине. Настоящим, Йан чуть не упал. Устоял, кривляясь, деланно заохал. Челядь покатывалась со смеху, господа хихикали, граф мрачновато скалился.

Вышел «муж» – Потенс, картинно засучивая рукава.

– Бить наставника – грех! – пропищал Йан.

– А бить и не буду. Вершитель, говоришь, на небе живёт?

– Да, и сейчас на нас смотрит!

– Вот и отправляйся-ка ты к нему!

Под драматическое гудение трубы Наторе Потенс подхватил Йана обеими руками, раскачал и швырнул «в небо» – через фургон, за которым его поймали Калидус с Тениусом.

Наторе сделал паузу и сменил мотив на весёлый, знаменующий конец представления. Вышли на поклон. Слуги весело свистели, но господа вели себя как-то очень тихо. Встали, начали расходиться. Актёры тоже не затянули с поклонами и попятились к фургону. В этот момент последний кровавый луч заката упал на верхнюю галерею. Из-за опоры шагнул, закутанный в простую мантию без нашивок, седой человек, чей резкий профиль, словно выдолбленный из камня, Йан не спутал бы ни с каким другим. Сердце рухнуло в пятки.

– Ребята, плохие новости… – одними губами прошептал студиоз. – Видите человека на галерее? Который кивает графу? Это профессор моего универсума, аббат Рефинье. Он «паук».

Теперь плохо стало всем.

***

Артисты скрылись в фургоне, уныло расселись по сундукам и тюкам. Ликования от удачного выступления как не бывало. Несмотря на усталость, идти на обещанный дармовый ужин не хотелось. Йан, уже смывший шутовской грим, прикидывал, как ещё можно перекраситься до неузнаваемости.

– Думаете, он видел всё выступление? – уныло переспрашивала Дилекти.

– Уверен, – прорычал Калидус. – Ставлю всю нашу выручку на то, что этот боров-граф специально заказал такой спектакль, чтобы позлить своего гостя.

– Не пойму только зачем. – Потенс сидел, обхватив голову руками. – Ему что, его жизнь не дорога?

– А при чём тут он? Скажет – просто позвал артистов, а те взяли и сами разыграли такое представление. Он не виноват, а мы крайние.

– Зачем вообще надо злить «паука»? Он же может голову свернуть одним щелчком!

Йан вздохнул, вспоминая столичные перипетии:

– «Пауки» не считаются с интересами знати, для них граф – как для графа лакей. Видать, господская гордость не стерпела такого обращения.

– Это всё ты! – Потенс поднёс кулак к лицу Йана. – Раньше не мог заметить эту твою гниду?!

– Тише, – прикрикнул Калидус. – Я уверен, что «паук» прятался. Специально, тварь, из-за колонны глядел.

Откинув занавеску, в фургон забрался Тениус.

– Заплатил, – коротко бросил он, опускаясь на крайний сундук. – Три кареля.

– Три… – застонала Дилекти.

– Сначала вообще один бросил. Я решил – терять нечего, и сказал – неужто господину аббату совсем не понравилось? Он побагровел, но докинул.

– А что вообще сказали? С нами что будет?

– Ничего не слышно. Только уехать до утра точно не выйдет, ворота запираются.

– Можно попытаться через стену… – предложил Калидус.

– И бросить всё добро? Погоди, – ровным тоном остановил Тениус. – Йан, этот твой аббат как? Сильно злопамятный? Есть у нас шансы уцелеть после таких насмешек?

Йан задумался.

– Он у нас вообще мало читал, только монстрологию, демонологию и церковную историю… Про силу Вершителя, которой Он наделил Орден Паука, да чем эта сила отличается от Дьяволицыной, которую используют ведьмы…

– И чем? – не утерпел Калидус, но на него шикнули.

– Ведьмы творят злые чары, чтобы угодить своей покровительнице… – Йан закрыл глаза ладонями, вспоминая гневную пылкую речь аббата Рефинье. – Точнее, чары, направленные на злое дело, дарует Дьяволица, поскольку ненавидит установленный Вершителем порядок. Он очень… убеждённый, что ли.