Майя

В несколько гребков Майя доплыла до насыпи, уцепилась за верх, уперлась подбородком в землю и повисла в изнеможении – подтянуться не хватало сил. По щекам покатились горькие слезы. Внезапно ей почудилось, что Форнида стоит на берегу, сверкает зелеными глазами, как когда-то на стрельбище, и говорит: «А двоих я сама допрашивала…» Какие жестокие мучения она выдумает для Майи?

Из темноты появились два солдата, тяжело затопали по гальке. На мундирах красовались символы Леопардов.

– Ага, попалась, красотка! – воскликнул один. – Теперь никуда не денешься! Ну-ка вылезай!

Майю грубо схватили за руки и втащили на насыпь.

– Йеллиб, тут недалеко, – сказал второй. – Волоком дотащим.

Один взял Майю под мышки, второй сдавил ей щиколотки.

– Стоять!

Солдаты замерли и обернулись: к ним решительно шагал Анда-Нокомис с обломком весла в руках, всем своим видом источая неприкрытую угрозу, как хищник, готовый к прыжку.

– Вы нарушили границу Катрии! – повелительным тоном произнес он и вытянул руку жестом неисповедимой Фрелла-Тильзе, указывающей на тамарриковый росток. – Вы не имеете права здесь находиться! Оставьте девушку в покое и убирайтесь!

Солдаты опустили Майю на мокрую гальку и отступили.

– Так он же в одиночку здесь… – спохватился один из них.

– Ага, – понимающе кивнул второй и спросил Анда-Нокомиса: – А ты кто такой?

– Да как ты смеешь мне вопросы задавать! – прогремел Анда-Нокомис. – Я субанский бан, и если вы немедленно не…

Стрела, вылетевшая из темноты, вонзилась ему в шею над самой ключицей; кровь брызнула струей. Анда-Нокомис повалился на землю. Третий солдат, победно размахивая луком, подбежал к приятелям.

Издалека послышались возбужденные выкрики на незнакомом языке, громкий топот и приказания.

Лучник махнул товарищам:

– Пойдем отсюда, пока бастаные катрийцы не набежали. Бросайте девчонку, что с ней возиться! Тут бы самим ноги унести…

Все трое убежали вверх по течению.

Майя встала на четвереньки; перед глазами вспыхивали радужные искры, в ушах призрачно звучал плеск волн. Она медленно встала. Анда-Нокомис лежал на боку, кровь из раны заливала гальку. Майя, пошатываясь, подошла к нему, опустилась на колени и приподняла его голову:

– Анда-Нокомис!

Невидящие глаза смотрели вдаль. Майя приложила ладонь к бледной щеке:

– Анда-Нокомис, это я, Майя!

Внезапно он поглядел на нее, шевельнул залитыми кровью губами и растянул рот в слабой улыбке, пытаясь что-то вымолвить. Майя наклонилась и поцеловала его:

– Анда-Нокомис…

Он схватил ее за руку и четко произнес:

– Вот освободим Субу, и мы с тобой… – Пальцы безвольно разжались, голова свесилась набок.

Рядом с Майей возник Зан-Керель. Их окружили вооруженные солдаты и крестьяне с дубинками и вилами.

– Я подмогу привел! – сказал Зан-Керель. – О боги, что… Анда-Нокомис!

Майя прижалась к его коленям и горько зарыдала. В глазах потемнело, и она упала в обморок на бездыханное тело субанского бана.

На пригорке у реки стояла деревенька Житлир, самое южное поселение в Катрии. Женщины и дети вышли из хижин под дождь, глядя, как Майю несут по размытому дождем склону к дому старейшины. Зан-Керель, прихрамывая, еле поспевал за солдатами.

– Вы за ней приглядите? – озабоченно спросил он.

– Не беспокойтесь, – ответил катрийский тризат. – Ей повезло, к нам войсковой лекарь приехал.

– Да, повезло, – вздохнул Зан-Керель. – Она вообще везучая. Боги ей благоволят… Вот и меня она спасла. – Он обернулся и поглядел на солдат, которые несли труп Анда-Нокомиса. – А вот ему ни разу удача не улыбнулась.

– Правда? Сочувствую, – смущенно ответил тризат.

Зан-Керель оглядел деревеньку, окутанную дымом очагов. С соломенных крыш ручьями стекала вода, узкие улочки тонули в грязи. На дверях каждой хижины темнел венок из кипарисовых ветвей, на солдатских мундирах виднелись черные ленты, а у дома старейшины висел намокший черный флаг, будто дохлая ворона на столбе.

– Что происходит, тризат? Отчего повсюду траурные венки?

– Так разве вы не знаете? – удивленно спросил тризат.

– Что?

– Король… Четыре дня назад король Карнат погиб в сражении на западной границе. Завтра в Кенальте погребение.

Зан-Керель ошеломленно умолк, остановился и отошел на несколько шагов. Впрочем, в доме старейшины он оправился от потрясения и рассказал, как Майя Серрелинда спасла их из бекланской тюрьмы и провела через Пурн до катрийской границы.

Зан-Керелю согрели воду, накормили, напоили и приготовили ему постель, однако он всю ночь просидел рядом с Майей. К утру она пришла в себя. Ее все еще лихорадило, но в голове прояснилось, и Майя, горько оплакивая Анда-Нокомиса, призналась Зан-Керелю, что безответная любовь находит утешение в самопожертвовании.

– Только не я собой пожертвовала, а он, – всхлипывала она.

– Он решил тебя на берегу дождаться, а меня в деревню отправил за подмогой, сказал, что катрийцы соотечественнику быстрее поверят, – произнес Зан-Керель, глотая слезы.

Несколько дней Майя горевала, но лекарь заверил Зан-Кереля, что здоровая, крепкая девушка оправится через неделю-другую.

103 Встреча в Кериле