Мак и его мытарства

Возможно ли такое развитие событий? На свете нет ничего невозможного. Раз уж я начал воображать и размышлять, отчего бы не спросить себя: может быть, в последнее время агенты Бюро корректировки начали работать под прикрытием, имея целью утопить меня как бизнесмена с тем, чтобы легче было побудить меня вести личный дневник, из которого может получиться ремейк самого сумасшедшего романа Санчеса, что в свою очередь, как на блюдечке, преподнесло бы мне новую влюбленность в жену, а ведь именно это и имело место вчера… И хотя на все это можно взглянуть под другим углом и расценить как грубую шутку, задуманную все теми же гипотетическими агентами с целью разорить меня, лишив оперативного простора и возможности маневрировать, то есть открыть новый бизнес, и все для того лишь, чтобы я познал радость маргинальной деятельности (писательства) и счастье возвращения в тихую заводь, то бишь в лоно опостылевшего было супружества.

А Бюро корректировки (прокатное название «Меняющие реальность»), о котором я говорю, я недавно видел по телевизору. Это экранизация рассказа Филипа Дика, где фигурируют кафкианские выкормыши или агенты Судьбы, они же сотрудники некоего Бюро корректировки, которые управляют судьбами людей и, если надо, вводят свои коррективы.

– Так ты думаешь, это кафкианские подголоски устраивают заговор, чтобы твой дневник стал всего лишь романом? – спрашивает голос.

Поскольку я как раз думал об этом, можно не отвечать.

&

К полудню я дочитал «Эффект рассказа», и, как и следовало ожидать, мир не сошел с ума, а стало быть, моя дилемма – мы ли управляем своей судьбой или нами движут незримые силы – до известной степени получила решение, ибо в рассказе даже не упоминалось воскрешение любви, так что я могу быть спокоен: никакого отношения к моей личной жизни он не имеет.

А наиболее явственно чувствовалось в этом восьмом рассказе, что Санчес черпал вдохновение в коротеньком и мрачном произведении вест-индской писательницы Джин Рис. И, разумеется, эпиграфом были взяты ее слова: «Я впервые поняла, что происходит на самом деле». И в истории, рассказанной Вальтером, слышатся отзвуки «Я здесь жила», потому что сюжеты обоих очень схожи.

В начале рассказа перед нами женщина, которая с камня на камень – заметно, что она в совершенстве знает этот опасный путь – переходит ручей. Женщина уверена, что возвращается домой, и тревожит ее лишь небо над головой, потому что оно в этот день какое-то другое и немного отличается от обычного, быть может, от того, что слишком серое и будто стеклянное. Выбравшись на другой берег, она останавливается перед выщербленными ступенями крыльца, у которого припаркован автомобиль, и это сильно удивляет ее. Да что она, машин что ли не видела? Мальчик и девочка играют в саду под большим деревом. «Привет-привет», – говорит она им, желая подбодрить самое себя. Но дети словно не замечают ее присутствия и продолжают как ни в чем не бывало свои забавы. «Я здесь жила», – бормочет она и инстинктивно протягивает к ним руки. Мальчик поднимает на нее серые глаза, но как будто не видит. «Как похолодало вдруг, – говорит мальчик девочке. – Не замечаешь? Пойдем в дом». Женщина опускает руки, и вот перед глазами читателя возникает заключительная фраза, которую он так боялся увидеть: «Я впервые поняла, что происходит на самом деле».

Санчес/Вальтер в своем «Эффекте рассказа» берет в качестве отправной точки историю Рис, чтобы повенчать литературу с жизнью и поведать, какую тревогу вселяет в мальчика по имени Манолин случайно услышанный им рассказ «Я здесь жила», который отец вслух читает матери. Манулин потрясен, потому что история внезапно открывает ему истину: все мы рано или поздно должны будем умереть, а после смерти призраками явимся в отчий дом, где никто нас не узнает. Манолин спрашивает себя, зачем же он родился, если все равно придется умирать, и неужели же родители подарили ему жизнь лишь затем, чтобы он познал смерть.

«В Новом Орлеане уже наступил вечер, и тут у бедного Манолина так задрожала рука, что он выронил свой стакан молока и потребовал, чтобы я еще раз прочел этот рассказ. Он был до того взволнован тем, что я только что прочел его матери, что я счел за благо не повторять ни единого слова из истории, которую всего минуту назад весело читал вслух. Помню, что безмерно удивился, что рассказ может произвести такой эффект, потому что детям понять его было трудно. Однако Манолин был явно опечален и все повторял: «Я здесь живу… я здесь живу…» Он оставался молчалив, задумчив и тревожен, пока наконец не рухнул в постель и не заснул. И не вставал трое суток, хотя доктор заверил нас, что с ним все в порядке».