Малая Бронная

— Припозднилась с разглядом, Пална. Бабы от души всего надавали, даже салазки не пожалели, — довольным голосом отозвалась Нюрка.

— Ты бы им хоть Алины саночки оставила.

Аля оглянулась. Тащили они низкие розвальнишки, удобные на ходу, вместительные. Поверх клади привязаны вверх полозьями ее саночки… Нюрка веселилась:

— Сама ты, Пална, расстаралась, насулила добра, они и растаяли.

Подошли к полустанку, Нюрка глянула на часы:

— Ух, елки зеленые, опоздали! Ждать нечего, топаем по шпалам, может, какой заблудший поездок нагонит, подберет.

— В ту ли сторону идем? — засомневалась мама.

— Я как вышла, сразу приметила, поезд пошел вон к тому лесу, — махнула Нюрка свободной рукой на черно-зубчатую стену позади них. — Прикатили из чиста поля.

— Тебе в разведчицы надо, наблюдательная, — похвалила мама.

Салазки едва помещаются между рельсами и по шпалам: дряг-дряг-дряг. Идти трудно, ноги то спотыкаются о дерево, то скользят между шпал по снегу, никак не приладиться… А тут месяц туча заслонила, сыпля колючим снегом, поземка завихрилась, швыряет снег в лицо. Шли, шли. Мама салазки сзади подталкивала, да вдруг споткнулась, упала прямо на салазки, руками вцепилась в полозья Алиных саночек:

— Все, дух вон.

— Вертаться? — жалостливо шмыгнула носом Нюрка.

— Вперед, только вперед, нам же на работу. Пошли, — и мама села на снег.

Посмотрев вокруг, Нюрка обождала, когда туча чуть сдвинулась и проглянул край луны, и стала перекладывать свертки на двое санок. Аля похолодела: уйдет от них Нюрка? А Нюрка, ругаясь себе под нос, уже втаскивала маму на деревенские салазки. Поняв, Аля стала помогать.

— Споила бабе капли, теперь мыкайся, — ругалась Нюрка.

— Ими я ее… может… спасла.

— Ты ее, а мне тебя? Или в снег закапывать, если помрешь? Отвечать за тебя? И Алька вон полумертвая от страха. — Нюрка наклонилась к маме: — Сидишь, Пална? Аля, трогай за нами да санки смотри не выверни, зачем тогда и поперли сюда…

Туча опять наплыла на луну, шли на ощупь. Мама постанывала.

Подражая Нюрке, Аля шла, согнувшись против ветра, отдувая снежинки, боясь споткнуться, крепко держа натянутую веревочку салазок.

— Ой-ей! — вскрикнула Нюрка. — Да что ж это такое? — и тут же радостно завопила: — Шлагбаум! Я будку пошла искать, слушайте, коли заблужусь, кричать вам стану.

Аля наклонилась к маме, та сказала, ощутив ее дыхание на своем лице:

— Ничего, маленькая, обойдется.

Ночную вьюгу прорезал голос Нюрки:

— Будка-а! — и глухие удары по дереву: — Отоприте! Помираем!

— Шалые какие-то, — ответил молодой женский голос. — Носит вас по ночам, дня мало?

У Али брызнули слезы радости, только втащив с Нюркой маму в жарко натопленную будку, она полностью осознала случившееся: ночь, начавшаяся пурга, и они с больной мамой неизвестно где. Если бы не Нюрка… и тепло благодарности хлынуло от сердца в глаза.

Нырнув за дверь, Нюрка вернулась с узелком, потребовав:

— Начальница, подай ножик!

Женщина пододвинула к Нюрке обоюдоострый нож, похожий на финку, разметала клетчатую шаль, сняла шубу и оказалась красавицей, молодой, крепкой. Нюрка нарезала сала, хозяйка достала хлеба краюху, такого же темного и душистого, как в деревне. Мама лежала на лавке. Нюрка завалилась на хозяйкину кровать, Але досталась вытопленная печка. Будочница кинула на нее дерюжку:

— Ложись, девушка, прогрейся. Я вам попутную военную машину приговорю, авось довезут, все они теперь только на Москву путь держат. — И, оглядев Алю от красной беретки до лыжных штанов, вздохнула: — Пропадает наша с тобой молодая красота в этих обносках.

— Теперь все так, — несмело возразила Аля.

— А я не хочу! — И рванула с головы серый платок, на плечи хлынуло темное золото, от этого резкого движения замигала лампа с надтреснутым стеклом, высветляя чеканно-прекрасное лицо.

— Ну и чудо в снегах! — восхитилась Нюрка, бесцеремонно подняв со стола лампу к лицу будочницы.

— Насушу хлеба, пшенца прихвачу и в Ленинград с санпоездом, я сильная, возьмут.

— И чего ж ты там потеряла? — прищурилась Нюрка. — Там мужики еле ноги волочат, им не до девок.

— А вы зачем в деревню катали? И я наменяю барахла, золотишка, вернусь и заживу.

— Мы же не у голодных… — с трудом проговорила мама.

— За жизнь все отдадут, а я им спасительницей буду.

— Это же… мародерство, — не выдержала Аля.

— Полегче, а то окажетесь со своей болящей на снегу!

— Ладно вам, девки, — примиряюще сказала Нюрка. — Такое от хорошей жизни не надумаешь, верно, начальница?

Та промолчала. Аля вертелась на своем горяченном ложе, но терпела, набиралась тепла, какова еще будет дорога впереди?

— Мне бы инвалидика с войны, — сказала вдруг будочница. — Зажили бы как положено, без всяких поездок… жалела бы его. — И тяжко, безнадежно вздохнула, но тут же насторожилась: — Машина!

Мигом оделась и выскочила из будки. Вместе с нею вошел низкорослый, с красным, насеченным ветром лицом военный.

— Привет мой вам, синьоры!

— Ух, кавалеристый! — заулыбалась Нюрка льстиво. — Нажгло тебя морозцем, грейся, залетный, а вон и залеточка на печке!

— Сражен! — округлил он темные глаза. — Сдаюсь без боя.